Колючий холод лизнул поясницу.
– Под пытками люди могут признаться в чем угодно, – пробубнила я неуверенно.
– Лилиана, вы напоминаете маленького ребенка, – вдруг скривился он. – Вам известно, что такое камень-оракул?
Я молчаливо кивнула.
– Он заменяет пророка, – продолжал Грегор. – Человека с даром видеть прошлое. С тех пор, как последний оракул умер от старости, только этот камень может показать, убивал человек в своей жизни или нет. Стоит убийце прикоснуться к камню, как тот краснеет. Окрашивается в цвет крови, которая не смывается с души. Камень чувствует убийц. Остается только выбить признание. Я никогда не занимаюсь людьми, которых камень признал “чистыми". Будь они даже распоследними ворами и мошенниками, если на их руках нет крови, я не обвиню их в убийстве.
– Но его мать, – неуверенно попыталась поспорить я. – На руках ашаи Дерлиша умерла его мать…
– От Клебреллы? – усмехнулся Грегор. – Да, я слышал эту душещипательную историю. А вам не кажется странным, что девять его жертв умерли от точно такого же яда? Не считая многочисленных следов насилия.
Я пожала плечами, совершенно не зная, что ответить.
– Конечно, вам не кажется, – снова жестко усмехнулся он. – Ведь так просто обвинять, не вдаваясь в подробности, правда?
Мне стало стыдно. Так невероятно стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.
Неужели все, что мне говорили, неправда?..
Я смотрела на хмурое лицо Черного палача и не могла понять, во что верить. Кому верить. Но что-то глубоко внутри упрямо тянулось вперед. Туда, где блики камина отражались в грустных, черных глазах, скользили по немного впалым щекам и терялись на кожаных перчатках.
– Ашаи Дерлиш был чудовищем, – уже гораздо более спокойно продолжал Грегор. – И он в деталях рассказал о каждом своем преступлении.
Взгляд Палача на миг полыхнул таким отвращением, что я вдруг совершенно ясно поняла: он не просто не наслаждается собственной работой. Он ее ненавидит.
От этой мысли сердце сжалось, будто сдавливаемое тисками грудной клетки.
Я не знала, что сказать. Хотелось подойти поближе, провести ладонью по мужской щеке, стереть с его лица эту дождливую мглу.
– Значит, вы можете заставить человека испытать любую эмоцию? – спросила я тихо, стараясь немного перевести тему.
Грегор снова посмотрел на меня, на этот раз гораздо спокойнее, без черного огня за чертой глаз.
– Не совсем. Что-то дается легко, что-то – нет, – ответил он задумчиво.
А потом вдруг подошел к моему креслу, пододвинул к нему еще одно и сел чуть правее. На расстоянии не более метра.