Я почувствовала, как у меня перестало биться сердце.
Багор в своем решении был не так категоричен, но все же…
— Лея, прекрасная работа. С планетой и Ка-э будем разбираться, но что касается твоей миссии — Гаэра не может позволить себе рисковать специалистом твоего уровня.
Сердцу стало больно.
Просто больно.
Я сидела, ничем и никак не выдавая своих чувств, которых у меня, по идее, вообще не должно было быть, учитывая вшитую в плечо капсулу и все прочее, но мне было… больно.
Возвращение на Гаэру прошло как в тумане. Меня довез один из скоростных джетов Илонесской армады, и полет я запомнила едва ли, потому что подготовку к предстоящим операциям на мозге начали сразу, так что большую часть пути я провела в медотсеке под капельницами, на успокоительных и препаратах, подавляющих иммунную систему. Но спать удавалось только там.
А едва я возвращалась в свою каюту, сон приходить отказывался напрочь. И я сидела все условные ночи напролет, обняв колени, прижавшись спиной к холодной стали и вспоминая, вспоминая, вспоминая…
Как часто мы начинаем ценить лучшие моменты жизни, лишь только потеряв их… Наши совместные с Саттардом завтраки и ужины, ночи, в которые он был рядом, просто чтобы я могла спать, полет на флайте, который я раскурочила ко всем дерсенгам, но при этом не боялась ни капли — знала, что Тень поддержит, подхватит, возьмет управление на себя в крайнем случае… Базарный день и кольцо, напоминающее мне его глаза, которое так и осталось в доме Арнара…
Я влюбилась. И я любила. Любила настолько сильно, что ощущала себя предательницей именно сейчас, возвращаясь на Гаэру, а не тогда, когда согласилась на его «сделку». Единственным, что хоть как-то успокаивало, было сообщение адмирала Вейнера, что Саттард жив и невредим. И вот когда пожавший мне руку на прощание адмирал это сказал, я все-таки поняла, за что его любят подчиненные — за человечность.
Свою квартиру я так и не увидела больше — интуиция меня не подвела. Едва мы прилетели на Гаэру, прямо из космопорта меня забрали спецы из Института Мозга. И через несколько часов пути с уже надоевшей капельницей я прибыла на базу Скартан. Мне выделили комнату на надземном этаже, с выходом в экспериментальный сад и доступом к свежему воздуху в любое время.
Спустя еще час я получила график проведения операционного вмешательства, где значилось не восемь — девятнадцать операций. Перед первой же волосы остригут наголо и будут продолжать стричь перед каждой… Мне не было жалко волос, но когда я узнала, что их сбреют, почему-то вспомнилось, с какой любовью, нежностью и заботой Саттард расчесывал каждую прядь…
Звонок Барбары отвлек от истерики, которая, кажется, собиралась начаться, даже не взирая на четыре группы транквилизаторов, которые мне неизменно кололи. Заставив себя отойти от зеркала, вышла из унифицированной ванной, вошла к себе, подключилась к сигналу общей связи, мой личный сейр мне еще не выдали по той простой причине, что меня как бы еще, в принципе, не существовало — система стерла меня автоматически, когда Арнар ввел код смерти.
— Ты как? — было первым вопросом Барб, с тревогой осматривающей меня.
— В норме, — ответила сухо.
Полковник, коротко кивнув, указала на разовый сейр, помеченный высшим уровнем секретности, и сообщила:
— Медики прогнозируют быструю адаптацию твоего организма к операционному вмешательству. Даже не год — десять месяцев, Картнер, и я буду называть тебя «шеф». — Она улыбнулась, призывая и меня поддержать шутку.
Как по мне — шутка была так себе.
— Не переживай — ты справишься, — по-своему истолковав мое эмоциональное состояние, поспешила утешить Барб. — Через шесть месяцев тебя уже начнут готовить как управленца, через десять — вернешься к нам. Время пролетит быстро, ты даже не заметишь.
Я покивала. Что мне еще оставалось?