Брун, подождав ее, пошел вперед, оставляя в снегу глубокие следы, полозья саней чертили за ним ровную дорожку. На краю оврага он остановился, втянул воздух, прикрыв глаза. Сухие мелкие деревца едва выглядывали из-под толщи снега, нетронутый покатый склон блестел на солнце так, что глазам было больно.
– Иди за мной, след в след, – сказал он Эльзе.
– Сьед в сьед, – тихо повторила она ему в спину, кривляясь, и высунула язык.
Она сорвала веточку рябины, сунула в рот кислую ягоду и, прожевав, выплюнула. Голод изменил тактику. Он прятался, сидя где-то под ребрами, а потом вдруг набрасывался, вгрызаясь в желудок так, что в глазах темнело. Клыки больше не чесались, зато на них с внутренней стороны появились продольные канавки. Наверное, чтобы кровь лучше затекала. Густая, соленая, горячая кровь. Эльза забросила в рот жменю рябины, скривилась, жуя, отошла в сторону, чтобы сорвать еще, как вдруг ее нога провалилась, она рухнула в снег по пояс, вскрикнула от неожиданности.
– Подожди, я сейчас! – Брун кинулся к ней на помощь. – Не шевелись.
– Да я сама, – пробурчала Эльза, нащупав ногой опору. Странно, та будто дрогнула под ее ступней. Нога соскользнула, и Эльза, поерзав, оттолкнулась сильнее.
Брун схватил ее за руку, выдернул, как морковку из грядки. Снег вдруг за ней осыпался, что-то темное, лохматое зашевелилось в глубине…
Большой медведь выбрался из берлоги, глухо зарычал, вздернув черную губу. Эльза взвизгнула, спряталась за спину Бруна. Тот стоял неподвижно, глядя, как медведь идет к нему, косолапо ступая по снегу. Зеленая бирка болталась в ухе весенним листиком. Медведь выдохнул, фыркнул, бурая голова уткнулась Бруну в живот, и он положил ладонь на лохматую шею. Эльза чувствовала, как его колотит от дрожи, вцепилась в его куртку.
– Мама, – прошептал Брун едва слышно.
Медведь тихо рыкнул, развернулся и пошел назад в берлогу.
Брун прерывисто вдохнул и быстро направился вперед, волоча за собой сани.
Эльза, опешив, побежала следом. Споткнувшись, рухнула в снег.
– Подожди, – попросила она, поднимаясь, но Брун даже не замедлил шаг.
Она догнала его у поляны. Одно дерево уже лежало срубленное, свежие щепки усыпали снег. Брун, раздевшись по пояс, рубил второе. Лезвие топора сверкало на солнце, вгрызаясь в ствол все глубже и глубже. Мышцы спины вздулись от напряжения.
– Брун, это была твоя мама? – спросила Эльза.
Он не ответил. Отбросил топор, уперся в сосну руками. Дерево с треском повалилось в снег, ветви качнулись, осыпались сухими иголками.
– Почему она спит в лесу? Я думала, у вас на острове специальный центр… Под охраной зайцев.
– Я обернусь, – кинул ей через плечо Брун, раздеваясь. – Если хочешь, бери топор. Только сильно не замахивайся, помнишь?
– Брун! – рассердилась Эльза, но он уже менялся.
Вскоре медведь скрылся за деревьями, а она подняла брошенный топор, стукнула разок по дереву, но, задумавшись, села на поваленный ствол.