Людоед,

– Соседи поведали? – усмехнулся Ильин.

– Они, – кивнула Рыжова. – Всё знают, всё видят…

– Послушай, Ань, – Ильин подкатился к столу и, сложив на него руки, посмотрел на Рыжову. – Помнишь, год назад ты решила бросить адвокатуру? Мне показалось тогда, что ты это сделаешь прямо в тот же день, в зале суда. Скажи, в чем причина? Мне интересно, что может заставить человека свернуть с протоптанной дорожки? Вот дожил до сорока и ни черта не понимаю.

– Были причины, – сказала Аня и отвернулась к компьютеру.

– Не хочешь об этом говорить?

Аня обернулась.

– Да нет. Можно и поговорить. Просто навалилось все тогда как-то сразу. Работа перестала радовать…

– А может, дело в семье? – попытался подсказать Виктор.

Аня улыбнулась, но веселья в улыбке не было совсем.

– Разногласия с молодым человеком? – Майору очень хотелось найти родственную душу.

Аня кивнула и вздохнула. Ильину даже показалось – с облегчением. Она собиралась вернуться к компьютеру, но вдруг передумала и сказала:

– Не совсем. Да, я тогда рассталась с Кириллом, но это только одна из причин. Я разочаровалась в работе после одного дела. Ты его помнишь, наверное – семь изнасилованных и убитых женщин от восемнадцати до сорока пяти. Вешали все на таксиста. Пожилой человек, до пенсии работал врачом в «Скорой помощи». Вышел на пенсию, начал таксовать. Попал под подозрение по одному из эпизодов. В общем, затянуло бедолагу в жернова правосудия. Ты знаешь, я всегда чувствовала: виноват человек или нет. А тут – ничего. Ну совсем – ноль! Раньше я защищала невинных людей, как своих родных. Словно бы я папу защищала. А тут… Не было огонька какого-то, что ли. У обвинения доказательная база была – слабее суточного цыпленка. Удивляюсь, как вообще дело до суда дошло. Ну а я по привычке начала «копать» – искать доказательства невиновности. И чем больше мы «копали», тем меньше мне нравились результаты этих раскопок. По всему выходило, что пенсионер мой – тот еще фрукт. Он подвозил каждую из них.

– И что ты сделала? – нарушил тишину Ильин.

– Я пошла к нему. Со всеми доказательствами…

– Косвенными, – уточнил майор.

– Да, – кивнула Аня, – именно поэтому я пошла сначала к нему, а не к прокурору. Именно поэтому он даже сумел меня убедить в своей невиновности. Поначалу. Плакал, говорил, что попал не в то место, не в то время. И если бы… Черт! Да я бы даже продолжила его защищать!

– Как он прокололся?

– Перед тем как его ввели, я разложила на столе фотографии мертвых, растерзанных женщин. Я начала рассказывать ему о каждой, пододвигая снимки. Говорила, где и когда женщина подсела к нему в машину. Я следила за его лицом: ни один мускул не дрогнул. Понимаешь? А потом он заплакал. И я растаяла. Начала собирать фотографии, думая о том, какая ж я сволочь, какая тварь. Моему папе было бы столько же лет сейчас, как ему, а я… В общем, кляну себя, на чем свет стоит… И вдруг вижу: пенсионер мой ручонку тянет. Берет оставшийся снимок. Самая молодая жертва. Имя не помню, восемнадцать лет девчонке. Изнасилована и выпотрошена. Думаю, жаль старичку стало людей, вот и решил глянуть. А старичок улыбнулся и посмотрел на меня поверх фото. Анюта, говорит, ты не могла бы оставить мне этот снимок? Она мне понравилась, – сказал он. – Когда была живой.

– Потерял контроль, – сказал Ильин. – Редко, но бывает.

– Да. Я сейчас его искала, – Аня указала на свой монитор. – Его признали невменяемым и определили на лечение.