Михаил взглянул на него – отекшее лицо, мешки под глазами, крылья носа, испещренные капиллярами, волосы, тронутые сединой. Простой человек, с известными слабостями, давно переваренный жизнью. Мише он годился в отцы. К тому же – такое горе у мужика… Капитан Леонов решил, что фамильярничать не станет.
– Геннадий Александрович, вы нашли тело?
– Да… Она висела в сенях. Как… Он подвесил ее, как животное! – несчастный не смог сдержать слез, достал измятый платок и вытер им глаза.
– Вы прошли в дом?
Плачущий Гена вопросительно уставился на Леонова. Даже не вопросительно. Он искренне верил, что перед ним идиот.
– Дальше… В дом. В кухню, в комнаты? – уточнил Михаил.
– Нет! – выпучив глаза, ответил Гена. – Я выбежал. Я ж знаю, что нельзя… Хотя если так сказать… Не помню. Не в себе был. Вроде как и не соображал ничего. Я ж, пойми ты, не сразу понял, что это мама.
Миша понял. По-хорошему, мужику бы отлежаться да забыться. Хотя как тут забудешься? Когда? Вопросы, экспертизы…
– Я понял, что это она, только когда платок увидел… Ее платок. Он валялся там… под телом валялся… И весь в крови был. Но я его узнал.
Михаил кивнул, будто это имело какое-то значение. Может, и имело, но только в дружеской компании, где соболезнования и участие не такие искусственные.
– Ну а во дворе вы ничего не заметили? – нарушив возникшую вдруг паузу, спросил он.
– Заметил, – сказал Гена и закивал головой.
Михаил оживился. Все-таки не зря он сюда спешил.
– Что?
– Руку. Рука валялась у куриных кормушек. Большая.
Вот так неожиданность.
– Это не мамина, – сказал Геннадий Александрович с непонятным укором.
Капитан Леонов сел в машину, раздосадованный неудачным разговором. От свидетеля Геннадия Болюты он так ничего полезного и не узнал.
Достал блокнот и карандаш. Что-то набросал. Не думая, не прикидывая, что выйдет в конечном итоге, он накладывал штрих за штрихом, пока не закончил рисунок. На листке блокнота возникла отрубленная человеческая рука. Кисть. Точно переданные тени, удачно наложенные штрихи являли зрителю рытвины и язвы – результаты разложения. Руку клевали куры. Одна из птиц будто отвлеклась на секунду и, склонив голову, глянула, прищурившись, с рисунка на мир, куда ужасней, чем нарисованный.