Вместо ожидаемых застенчивых ужимок под возгласы самой смелой: «Где ж ты был, когда я девушкой была», он увидел заинтересованные взгляды, словно фокус его был в полном разгаре и зрители боялись упустить момент появления кролика из шляпы.
– Мне необходима ваша помощь.
Снова пауза.
– Говори уже, – недовольно произнесла та, что предлагала цветы попушистей.
– Месяц назад…
– Нас уже опросили, – огрызнулась та же цветочница. – Или вы думаете, что-то изменилось?
– Вы меня даже не дослушали, – попытался улыбнуться Михаил.
Вот хочется же неофициально, по-простому, с улыбкой, но…
– Послушайте, – вздохнув, он достал «корочку» и в раскрытом виде показал недовольной женщине. – Если вы предпочитаете разговор под протокол и в душном кабинете следователя, то я сейчас же могу вызвать машину, и мы проследуем в Москву.
Он знал, что их страшит не столько душный кабинет, сколько возвращение домой за свой счет.
– Ладно. Чем можем, тем поможем, – смягчилась недовольная тетка. – Спрашивай.
– Вы ничего не слышали об исчезновении мужчины лет сорока?
– Нет.
– Может быть, кто-то, кроме полицейских, интересовался этим мужчиной?
– Нет.
Отвечала недовольная, остальные мотали головами. Миша Леонов чувствовал себя скверно, будто он фашист проклятый на оккупированной территории допрашивает бабий партизанский отряд. Не ощущал он в себе привычной раскованности. Или в этом поселке вырастили каких-то особых женщин? Или он действительно похож на оккупанта? Еще чуть-чуть, и он готов был прибегнуть к пытке душным кабинетом вдали от дома.
– Ты не сердись. Мы тут и впрямь ничего не знаем, кроме того, что у нас зверства какие-то творятся. Да и боятся бабы, – тетка перешла на шепот. – Говорить об этом не хотят. Мало ли. Накликать на себя беду можно. Вон Лизка уже накликала.
– А можно поподробней, – шепнул Миша Леонов и наклонился ближе к командиру «партизанского отряда».
Тетка отстранилась и с изумлением вылупилась на Мишу.
– Чегой-то?