Мы здесь

Подхватив мобильник, она уже оборачивалась уходить, как вдруг тихонько визгнула.

И замерла, таращась на окно. С этого угла просматривалась лишь часть фронтона да лоскут серого неба, а если взгляд сфокусировать, то само оконное стекло. Давешнего послания там больше не было: его стер Джон. Правда, стер наспех, как попало, не удалив, а лишь размазав многолетние наносы смога.

И вот теперь там, на стекле, было накорябано что-то еще.

Осторожно приблизившись, Кристина поглядела на окно, озадаченно накренив голову. Как и в тот раз, каракули на стекле вполне могли сойти за дождевые потеки или перистые следочки голубя, брошенные порывом ветра на окно. Могли, да не сходили.

しロ6

Слишком уж близко меж собой находились эти отметины, да еще и располагались они фактически по центру оконного прямоугольника. Отличало их и то, что прописаны они были с определенным нажимом, как будто их выводил тот же самый палец.

Получается, что это – буквы? Рисунок? С ходу и не скажешь. Первая отметина напоминала заглавную «J», причем левый элемент литеры был длиннее правого, так что буква казалась как бы написанной наоборот. Третий символ – в чистом виде «6». Судя по закруглениям, это никак не могли быть потеки: такие никакому ветру не вывести.

А вот что находилось посередке, толком было не разобрать. То ли угловатая «О», то ли нолик, хотя зачем, если вдуматься, вычерчивать его отдельными палочками, когда можно обойтись одним продолговатым закруглением?

Так что… это был квадрат, что ли?

«J» наоборот, квадрат, шестерка.

Долгие пять минут Кристина смотрела на надпись, не в силах ее разобрать, и тут до нее наконец дошло.

Когда она, запыхавшись, примчалась в низовье сквера (было двадцать минут седьмого), уверенность в том, что квадрат означает «сквер», «J» – это искаженное «U», а «U» означает сокращенное «Union» с указанием времени («6»), – начала постепенно покидать молодую женщину.

Если кто-то хотел оставить послание, отчего его было не написать прямым текстом? Черт их разберет! У Крис теперь было ощущение, что она действует вопреки здравому смыслу. Уж как ее, помнится, именно этим выводил из себя Джон, но она его, похоже, перещеголяла.

И тем не менее она находилась здесь. Сквер сейчас пустел, людей в его нижней части можно было по пальцам перечесть, да и те шли по домам, торопясь к раннему ужину. Кристина проходила мимо них, направляясь вглубь прогулочной зоны и чувствуя при этом, что идет не туда. В дневное время, особенно в погожие дни, парки служат местом скопления людей, их желанного отдыха. Но с приближением вечера они нивелируются до статуса в лучшем случае просек, по которым сподручнее срезать путь, и воспринимаются уже больше как темная неприветливая шапка растительности над оградой. А с наступлением темноты уголок природы посреди города превращается и вовсе в место бесприютное, смутно-тревожное. Он становится домом для бездомных, недобрым напоминанием о том, что любая крыша над головой – это божье благословение, а место под ночлег не дается задаром. Даже в окружении оживленных улиц парки напоминают нам, для чего человечество озаботилось изобрести дома и искусственное освещение. Человеческие фигуры, что слоняются здесь, уподобляются призракам и становятся порождениями пустыни – осколками неизвестного, при виде которых тревожно екает сердце, холодеет под ложечкой и неудержимо тянет в обжитые, осененные уютом места. А чтобы не стать этими париями, лучше предусмотрительно перейти через улицу: береженого бог бережет.

И тем не менее Кристина направлялась вглубь по променадной дорожке. Сиротливо пустовали скамейки и газоны. Влажно и неприветливо шелестела листва в грязно-серых сумерках. Сильным же должен быть ветер, чтобы долетать до этого места из каньонов высотных зданий!

Женщина шла все медленнее и наконец остановилась, толком не зная, что делать: идти дальше или обратно?

– Вы в порядке, мэм? – заставил ее вздрогнуть чей-то голос.

В трех метрах от Кристины стоял коп.

– Вполне, – сказала она. – Вот прогуливаюсь.

Полицейский кивнул, но как-то не сразу, а словно прикидывал мотивы или даже ее право здесь находиться.