— Это не по моей специальности.
— А ты знаешь кого тут?
— А кто их знает. Нынче-то девки все гулящие. Иди к попу.
— Спасибо, Титыч. Приготовь закваски. Я сейчас денежки.
Немного дальше, в другой хибарке, сам атаман Бочкарев. Шапка набекрень, кудри лихо разметаны. Пьет кружку за кружкой какую-то буроватую жижу.
— Настоящая медовая, родимый. Настоящая, — потчует хозяйка.
А у самой волосы, цвета пакли, заметно шевелятся на голове. Небось, атаман строгий: не понравится — убьет. Сердитый он.
— Хороша, мамаша. Хороша! Пей, курочка, чего морщишься? — Это он угощает сидящую у него на коленях объемистую в телесах дочь хозяйки.
— Она, родимый, нежненькая, — заступается хозяйка. — Сызмальства по евангелию воспитана.
— Ну, и прекрасно, — делает вывод атаман. — Значит, пить умеет. Лопай, невеста, лопай, сегодня жениться будем.
Мужик Макар, хозяин их хибарки, подходит, почтительно наклонив голову.
— К вам, ваше сиятельство, двое японцев. Хотят с вами в компанию.
— Пусть войдут. — Атаман благодушно настроен. — А-а! — Он узнает двух знакомых японских офицеров. — Садитесь.
— Э, спасибо. — Японцы садятся и начинают на жаргоне объясняться в разных любезностях.
Бочкарев их не слушает. Он рад, что есть кому рассказывать о его воинственных намерениях.
— Я их всех… — делает страшное лицо атаман, неизвестно кому угрожая. — И доканчивает: — к чортовой матери.
— Господи, помилуй! — крестится в углу хозяйка.
— Вот попадись мне этот Штерн. Я его… — атаман опять делает свирепое лицо и, не найдя нужного места, заканчивает: — к чортовой матери.
— Господи, спаси! — причитает хозяйка.
Японцы с еле заметными улыбками смотрят на атамана.