Круги ужаса

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я тебе запрещаю отныне входить туда! — сказал он.

Господину Теодюлю потребовалось три недели, чтобы изготовить новый ключ и открыть запретную дверь.

IV

Мадемуазель Буллус прошлась желтой шагреневой кожей по мрамору камина, спинкам стульев и безделушкам из бисквита и фальшивого севрского фарфора, хотя их не покрывала ни одна пылинка.

На мгновение она задумалась, не стоит ли заменить засохший лунник однолетний несколькими хризантемами, но при мысли, что надо наполнять водой высокие и тонкие вазы из белого порфира, стоявшие по краям камина, она вздрогнула.

Зеркало отражало в мягком свете люстры образ, который был ей привычен. Она взбила свои тонкие волосы и наложила чуть-чуть пудры на щеки.

Обычно она носила длинное домашнее платье из толстого коричневого драпа, похожее на монашескую сутану, но сегодня вечером она заменила его тонким шелковым пеньюаром с пурпурными цветами. Блюдо из китайского лака царило в центре стола, накрытого вышитой цветами скатертью.

— Кюммель… анисовка… абрикотин, — вполголоса пробормотала она, разглядывая на свет грани трех пузатых графинчиков.

Немного поколебавшись, она достала из буфета жестяную коробку, из которой пахло ванилью.

— Вафли… соломка… леденцы… — перечислила она с видом кошки-лакомки. — Сегодня не очень холодно. Кстати, большая бежевая лампа в люстре привносит тепла.

В тиши улицы послышались шаги. Мадемуазель Буллус осторожно приподняла край золотистой шторы.

— Это не он… Интересно…

Поскольку она жила одиноко в маленьком доме на улице Прачек, она привыкла разговаривать сама с собой или обращаться к привычным вещам своей обстановки.

— Станет ли это великим изменением в моем существовании?

Она повернулась к керамике, которая бледно-желтым цветом выделялась на фоне кирпичной стены. Это было простоватое и улыбающееся лицо, которое художник назвал «Элали». Вопрос не затуманил безмятежности маски из темного кирпича.

— Не знаю, у кого спросить совета!

Она наклонилась к шторам, но услышала лишь ветер, который нес из порта первые сухие листья осени вдоль тротуара.

— Час еще не пришел…

Паулине показалось, что по тяжелому лицу Элали пронеслась тень иронии.

— Он может прийти только поздно ночью! Поймите, моя дорогая, как быть с соседями? Одним махом разрушится моя репутация!

Проведя дрожащей рукой по худой груди, она прошептала: