Круги ужаса

22
18
20
22
24
26
28
30

Он не успевает заказать шампанское, чтобы подавить страх, — в зале появляется новая танцовщица, высокая-высокая, стройная, нереальная.

«Ниточка худющей плоти», — говорит он про себя и хочет засмеяться, но понимает, что сравнение не так уж забавно.

Душам, обитающим в стройных и прекрасных телах продажных девиц, первыми предстоит нырнуть в звездную бездну, где их ждет Господь.

Граммофон замолкает, словно его медная пасть поперхнулась дымом.

Только звучит вечный стон моря, израненного людскими судами.

Девушка начинает танец без музыкального сопровождения, ей подыгрывает лишь ритмичный стон океана и болезненный звон натянутого гафеля, задетого беспокойным ветром.

Ньюмен Болкан Салл видит, как расслабляются удлиненные тугие мышцы, словно просыпаясь после тысячелетнего сна. Танец убыстряется, становится жгучим, как лихорадка, заламываются руки, грудь яростно вздымается от дыхания, пальцы рвут воздух, глаза разрывают тьму огнями, как зарницы в небе.

Вдруг страстный вихрь замедляется — томные движения танцовщицы сродни вкрадчивой поступи тигра в джунглях или едва заметному колыханию спрутов, затаившихся в морских безднах.

К окаменевшей статуе страсти и ярости приближается мрачная группа. Два человека в черном толкают перед собой мужчину в белом костюме с невероятно бледным лицом: тот пошатывается, умоляет, но из зеленой тьмы появляется рука. В руке танцовщицы сабля.

Короткое, тяжелое и неумолимое лезвие. Смертный приговор исполняется зеленоватой сталью.

«Фантазия, — хочет выкрикнуть Ньюмен Болкан Салл. — Слишком мрачная фантазия…»

Стальное лезвие остро заточено, и жертва корчится в безмерном отчаянии.

— Аха! Ах! Ах!

Танцовщица закричала, танцовщица прыгнула, танцовщица нанесла удар.

Над залом взлетает невыразимо печальная мелодия, плач невидимой скрипки.

Дарительница смерти кладет отрубленную голову на серебряное блюдо и с безумными рыданиями начинает гладить губы, волосы, кровоточащую рану.

У ног Ньюмена Болкана Салла судорожно подрагивает обезглавленное тело мужчины, а из ровного среза хлещет, хлещет и хлещет черный поток.

— Еще! Еще! Еще! — вопит толпа. — Еще!

Танцовщица исчезла в зверином прыжке, унося отрубленную голову, а люди в черном убирают обезглавленное тело.

— Повторить!