Исчезнувший фрегат

22
18
20
22
24
26
28
30

— Знаю, но это важный звонок. И все равно самолет не вылетит вовремя.

Было уже почти одиннадцать, когда он появился, и вид у него был такой, будто он вообще не спал.

— Такси здесь? Хорошо. Следите, чтобы не уехало.

Он бросил свою сумку рядом с моей, и я вышел сказать водителю, что мы сейчас выходим. Когда я вернулся в холл, он стоял возле кассы, оплачивая счет, предъявленный ему в долларах США, а не в мексиканских песетах.

— И еще двести семьдесят девять долларов за телефонные звонки, señor, — сказал клерк.

Уорд расплатился американскими дорожными чеками, и мы поспешили к такси.

— Aeropuerto[79], — выпалил он, падая на сиденье.

— Приличный телефонный счет, — заметил я, когда мы поехали по улицам Мехико.

— Международные звонки дорого стоят, — ответил он, закрывая глаза.

— В Лондон? Или вы звонили в Лиму?

Не знаю, уснул Уорд или нет, но он не ответил. До аэропорта он так и не заговорил. Его предположение, что вылет задержится, полностью подтвердилось. Сказали, что из-за охраны. Искали взрывное устройство, что, судя по всему, в последнее время там случалось не в первый раз. Багаж транзитных пассажиров не был погружен, таможенники и полицейские требовали, чтобы все открыли чемоданы и выложили их содержимое на пол. На это ушло много времени, и лишь во второй половине дня мы наконец сели в самолет.

Уорд заказал себе водки, выпил ее одним махом и заснул с книгой «Muerto o Vivo?» на коленях. Принесли еду. Отказавшись, он снова уснул. Мы пролетели над россыпью вулканов высотой в восемнадцать тысяч футов — огромными нагромождениями затвердевшей лавы с глядящими в голубой небесный купол разверстыми жерлами, когда он наконец зашевелился и, склонившись надо мной, выглянул в окно, щуря глаза.

— Знаете, куда я хотел бы попасть? На Галапагосские острова[80].

Он мотнул головой в сторону белой полоски далеких облаков над кончиком правого крыла.

— Вон там. Не больше тысячи миль до них. Может, я там побываю, когда выберусь из Южного океана и всех этих льдов.

Раскрыв книгу на заложенном месте, Уорд поудобнее устроился в кресле. Он снова изображал парня из Глазго в туристской, словно взятой напрокат, шляпе. Между рядами кресел прошла стюардесса, грудастая молодая женщина, распространяя крепкий запах пота. Он заказал себе еще водки и обернулся ко мне.

— А вы? «Хорсез нек»[81]?

Я кивнул. Он сделал заказ, и каждый из нас занялся чтением. Меня всецело увлекло повествование Уильяма Прескотта о цивилизации инков, ставшей жертвой жадности конкистадоров Писарро. Захватывающее знакомство с народом, в шестнадцатом веке не знавшим ни колеса, ни морских судов, никогда не видевшим ни закованного в латы рыцаря верхом на лошади, ни арбалетов и ружей, но чьи дороги и средства связи, покрывающие огромную территорию Анд, чьи методы ведения поливного земледелия, чье общественное устройство в целом, близкое к тому, что сейчас мы называем социализмом, были в некоторых аспектах более развитыми, чем у их завоевателей.

Принесли выпивку, и Уорд откинулся на спинку, искоса глядя на меня.

— Когда вы проглотите Прескотта, вы, полагаю, будете знать о Перу не меньше, чем большинство перуанцев. А может, и больше. Я в первый раз еду в эту страну, — прибавил он, — но, прочтя Прескотта, не думаю, что мне понравится то, что испанцы вместе с метисами с ней сделали.