Ермак Тимофеевич

— Ну, теперь пойдем погуторим о твоем деле, — сказал старик Строганов.

У Ермака невольно сжалось сердце, но он молча последовал за Семеном Иоаникиевичем.

— Садись… — сел на лавку старик Строганов, когда они вернулись в хоромы, и указал на место рядом с собою Ермаку Тимофеевичу.

— В сорочке ты, наверно, родился, добрый молодец, все по-твоему деется… Поговорил я с племянницей, и решили мы обручить вас с Ксенией до похода.

— Да ужели, Семен Аникич, отец-благодетель?..

Ермак сорвался с лавки, упал перед стариком на колени и, поймав его руку, стал целовать ее.

— Да ну тебя, вставай! Что на коленях елозишь… И какие же вы с Аксюшей оба шалые. Вставай, вставай…

Ермак встал.

— С Аксюшей? — переспросил он.

Нечаянно он произнес в присутствии третьего лица, кроме Домаши, это ласкательное имя и смутился.

— Да, с Аксюшей. Гуторил я с ней часа два тому назад… Так и слышать не хочет, чтобы ты в поход шел. Вместе с ним пойду, говорит… Ведь вот какая несуразная.

Ермак Тимофеевич улыбнулся:

— Это девушка уж сгоряча ляпнула…

— Как сгоряча! С час уговаривал, ревет белугой, да и только.

— Плакала? — тревожно переспросил Ермак.

— Какой там плакала! Белугой ревела, говорю. Пойдем вместе к ней, уговори хоть ты… Хворь из ней выгнал, теперь дурь выгони, будь отец-благодетель.

Все это проговорил Семен Иоаникиевич с добродушной улыбкой.

— Пойдем, Семен Аникич, я думаю, что уговорю ее.

И они отправились в светлицу.

Антиповна с сенными девушками, бывшая в рукодельной, хотя и встала, чтобы поклониться вошедшим, но недовольно покосилась на них.