Фритьоф Нансен

22
18
20
22
24
26
28
30

Желающих попасть на доклад об экспедиции было так много, что чрезвычайное собрание Географического общества пришлось созывать в огромном актовом зале Кадетского корпуса. Он вмещал более трех тысяч человек — и все же не всем хватило места.

— То, что служит предметом моего доклада, имеет для вас, русских, громадное значение, — начал Нансен. — Путь, которым прошел «Коррект», должен дать дешевый выход к морю колоссальным богатствам Сибири. Этот путь открыт не нами, не «Корректом», мы только прошли им. Честь и слава его открытия и исследования всецело принадлежит вам, русским… Нет никаких оснований считать Карское море непроходимым, — твердо заявил он дальше. — Неудачи там случайны, удачи же, напротив, закономерны. Но, чтобы хорошо наладить судоходство по Карскому морю, надо постоянно наблюдать за его льдами, изучить его морские течения, построить радиостанции…

Нансен рассказал, как бы, по его мнению, следовало осваивать Карское море, и закончил доклад вдохновенными словами:

— Я вижу картину, которая откроется в недалеком будущем среди вечных снегов и льда. Небольшой отряд аэропланов парит в воздухе. От этих воздушных разведчиков не укрывается малейшее движение льдов. Сведения, добытые аэропланами, передаются радиостанциями — и, пользуясь ими, корабли смело идут к Оби и Енисею через Карское море, которым еще недавно пугали моряков. Да, это пока еще фантазия. Но я верю, что, послушное гению человека, Карское море станет таким же судоходным, как любое из морей земного шара. Только поменьше сомнений, побольше энергии и доброй воли довести дело до конца!

У ПОРОГА НОВОГО МИРА

Когда бушует пожар…

ив носит пуховый русский платок, мягкий, теплый, легкий. Забавные глиняные игрушки вятских кустарей и плетенные из соломы корзиночки пылятся на полке возле рабочего стола Нансена, заваленного переводами сочинений русских географов.

Нансен пишет книгу о поездке в Сибирь, «в страну будущего». Поставив в рукописи последнюю точку, он отправится в экспедицию на Дальний Восток. Это почти решено. Правда, в Европе твердят о том, что неизбежна война, что огромные армии приведены уже в боевую готовность. Многие норвежцы не верят этому, посмеиваются над опасностью, считают, что благоразумие возьмет верх. Но опыт дипломата подсказывает Нансену, что тучи слишком сгустились.

И вот на Балканах, в городке Сараеве, молодой серб Гаврила Принцип стреляет в наследника австро-венгерского престола.

А через месяц чуть ли не вся Европа — в огне и крови.

Норвегия не воюет, она — в стороне. В газетах описываются ужасы войны, но эти ужасы где-то далеко. Тем норвежцам, которые выступают против войны, деловые люди намекают, что донкихотство теперь не в моде и что нужно яснее представлять себе, в чем национальные интересы страны. Доходы фирм растут, спрос на норвежскую руду увеличился, норвежская треска возросла в цене, можно выгодно торговать и с немцами, и с англичанами — о чем же шуметь?

Нансена просят высказаться о войне. По мнению многих солидных людей, он говорит странные вещи: что будущее Норвегии темно и неясно, что надо готовиться к тяжелым дням и побольше думать об обороне. Одна из газет называет его за это паникером. Норвегия ведь так далека от фронтов!

Даже первые заметки о торпедированных немцами норвежских кораблях и черные траурные рамки вокруг имен погибших моряков не колеблют уверенности, что Норвегия — в стороне, что Норвегии война никак, ни с какой стороны не коснется.

Нансен одинок, ему не верят. Когда с разливами рек, со звоном льдин, с запахами прелой листвы и мокрой земли, со студеными ночами пробралась с севера норвежская неяркая весна, он едет в горы.

Ночь застает его у костра. Смолистая сосна горит весело, стреляя сучками. Отсветы костра бегают по скале с темным провалом пещеры. На суку висит убитая черная птица — огромный глухарь.

Нансену не спится. Нет, от себя не уйдешь. Мысль нельзя прогнать. Мир болен. Пожар войны разгорается все сильнее. Кто же виноват в том, что миллионы людей попали в кровавый котел? Сколько было разговоров о великом значении культуры, но ведь не спасла она людей от бойни!

Из-за чего дерутся в Европе? Из-за власти, только из-за власти! Во всяком случае, те, что начали эту бойню. Но, конечно, и они утверждают, что сражаются за высшие идеалы. Такова цена европейской культуры. Она обманула. Она привела к этому безумию и, значит, изжила себя! Изжила?.. Но что в будущем? Только мрак? Или, может быть, старое и изношенное горит лишь для того, чтобы на его месте могло появиться новое?

Предрассветный ветерок шумит в кронах сосен, и Нансену кажется, что только в лесу, только среди природы люди становятся самими собой. Он мечтает о том, чтобы его будущий родной угол был в хижине, где тысячелетний лесной гул стоит над крышей, а папоротники перед дверью окроплены утренней росой. Но он слишком много жил и много видел, чтобы не понять, как детски наивны его мечты.

Так неужели же нет средств для излечения безнадежно больного человечества?

Он не хочет верить, что такое средство давно найдено. Норвежские рабочие и моряки, вышедшие с красными флагами на весенние улицы портовых городов, хорошо разобрались в том, что ставило в тупик этого прожившего большую жизнь человека. Такой зоркий, смелый, уверенный при поисках законов движения вод и льдов, он мучительно трудно, сомневаясь и останавливаясь, искал теперь путь к познанию законов развития человеческого общества…