Распоров подряд все желудочные мешки, я вытащил через пасть эту массу и узнал в ней огромного полипа, способного задушить и человека своими гигантскими, усаженными неисчислимым множеством сосков разветвлениями, которых у него восемь. Но каков кашалот? Значит, он в состоянии проглотить даже такое почти неуязвимое чудовище!
Положим, проглотить полипа еще можно, но переварить его в себе очень трудно, потому что в нем находятся очень твердые составные части, не поддающиеся никакому желудочному соку.
(От этого-то непереварившегося полипа и происходило, главным образом, страшное зловоние).
Я наполнил третий желудок камнями и опустил его на дно, и тогда можно было продолжать работу.
Но затем я побросал в воду сердце и селезенку, которые никуда не годились.
Почки же я оставил; они имели форму виноградных кистей и были очень вкусны. Печень я тоже оставил.
Почки я нашел в четвертом желудке в конце «двенадцатиперстной» кишки.
Моя взрывчатая острога проникла как раз сюда, в четвертый желудок, и причинила смерть разрушением части главной артерии.
Четвертый желудок самый поместительный. Его стенки чисты и гладки; здесь пункт распределения химической сортировки; отсюда идут к местам своего назначения пищевая кашица, вода, отбросы и твердые части.
В желудке кашалота производится еще одно вещество, которое не принадлежит ни к одной из вышеперечисленных категорий.
Я говорю об амбре, являющейся только в желудке кашалота. Это — самое ценное благовоние и вместе с тем врачебное средство; унция его продается в Англии по восьми фунтов стерлингов.
Я нашел в желудке кашалота кусок этого вещества фунтов в 50! Оно приросло к стенке желудка и было обтянуто тонкой пленкой.
Я предположил, что амбра производится желудком кашалота из остатков каракатиц, тоже не вполне перевариваемых им. Это мое мнение подтверждалось тяжелым запахом, свойственным амбре в сыром состоянии и напоминающим запах именно каракатиц. Превосходный аромат приобретается амброй лишь в сухом виде.
Я вытащил слиток амбры ценой в шесть тысяч фунтов стерлингов и положил его на берег для просушки.
Из отпоротых желудков я устроил вместилища для масла. Необыкновенно длинные и толстые кишки вполне могли служить для той же цели. Мышцы я думал употребить для выделки веревок.
Совершенно вычистив внутренность кашалота, я освободил громадное пустое пространство.
Все описанные мной действия заняли много часов. О днях я уже не говорю: время делилось единственно на часы работы и отдыха. Обыкновенно я работал подряд шесть часов, а отдыхал два часа.
Пока я возился с кашалотом, моя «коровушка» все продолжала являться в определенные промежутки для кормежки своего «дитяти».
Работа, производимая мной над ее страшным врагом, нимало не смущала китиху. Это объясняется очень просто тем, что киты видят плохо, слышат еще хуже, а обоняния у них совершенно нет никакого.
Я перестал пользоваться магниевым освещением, вследствие чего китиха и не могла ничего видеть. О том же, что у нее в этой пещере происходила битва со страшным врагом, она, кажется, совершенно забыла. Память у китов тоже весьма слабая. Мозг в их громадной голове не более коровьего.
ebooksa