– Он объяснил так: «Мне надо проверить, есть ли демаскирующие признаки нашего гарнизона в ночное время». Я тогда сильно удивился и предложил ему охрану. А он мне так высокомерно: «Я боевой офицер, не нужна мне твоя охрана».
– Интере-е-сно, – задумчиво протянул Плешкунов, потирая лоб.
– Скажите, Ростислав Аверьянович, а что сейчас вообще известно о судьбе Иконникова?
– Однозначно известно: он попал в плен в банду Саладдина. Потом, по непроверенным данным, его якобы забрал к себе Саиф. И все. Следы теряются.
– И какие могут быть версии?
– Да всякие могут быть, – тяжело вздохнул Плешкунов, – от «убит» до «завербован игиловцами».
– Ну это вряд ли! – эмоционально воскликнул комбриг. – Они бы тогда на весь мир показали его «покаяние». Они часто так делают.
– Я тоже так считаю. Но, к сожалению, не все так думают. Ладно, Марат Рафаилович, – Плешкунов хлопнул себя по коленям, – пойду. Спасибо за приглашение и за угощение. Не буду вас больше задерживать, гости ждут…
– Ростислав Аверьянович, если надо, я могу дать показания в пользу Иконникова.
– Спасибо, Марат Рафаилович. – Генерал благодарно улыбнулся в ответ.
Глава 27
Снова взошло солнце. Его первые лучи лежали на земле и приятно ласкали замерзшее тело. «Но через час оно будет меня жарить», – понял Максим.
На сосне он уже несколько часов. Все тело ноет и болит. Левой ягодицей уселся на сучок, правую, покалеченную ногу свесил вдоль ствола. Вокруг дерева намотал цепь, чтобы не упасть. Неплохо бы сменить положение, но он боится это делать, так как силы на исходе и при смене положения можно запросто упасть.
Шакалы вальяжно разлеглись вокруг сосны. Кто-то спит, кто-то зевает, один все время ловит в своей шерсти насекомых. «Вот уж действительно, шакалы, – усмехнулся Максим, – не могли полуживого человека задрать. Наши российские волки давно бы меня загрызли». Эта странная форма патриотизма развеселила.
И сколько мне еще сидеть? Если чуда не произойдет, то рано или поздно я обязательно свалюсь. М-да, плохая смерть. А какая смерть хорошая? Конечно, на арене! Во время гладиаторского боя. На миру и смерть красна! Так нет, Максим, костлявая сама выберет тебе твой конец, эти животные сожрут тебя, как больную антилопу.
Да что я все о смерти да о смерти! Надо о чем-нибудь хорошем. Ну, например, о ребятишках, которых мне дал на воспитание Саиф. Хорошие мальчики. Мустафа, Ибрагим, Абдель… Особенно Абдель. Все на лету схватывает, смышленый. Да, дали бы мне поработать с ними годик, вылепил бы из них что-нибудь! И воспитал бы их как надо. Изуродуют игиловцы пацанов. Жаль!
Снова забытье, полудрема. Вспомнилось детство, семья. Мамины пироги, футбольные баталии в школьном дворе. Отчим много уделял внимания его физическому воспитанию. Заставлял рано утром вставать, бегать с ним на зарядку, отдавал в спортивные секции.
А отца он помнит плохо. Яркой вспышкой запечатлелось в памяти их прощание в поезде. «Мне тогда было лет семь. Отец поднял меня на руки и прижал к себе. А я прижался к его щеке, она была у него почему-то колючая, и прошептал ему в ухо: «Папа, я люблю тебя». После того как поезд отъехал, а отец исчез из вида, мама заплакала. Я еще спросил ее: «Ты чего плачешь, мама?» А она: «Не знаю, Максимушка, что-то предчувствие нехорошее». И все. Больше я отца не видел. Потом мать как-то проговорилась, что он разведчик и погиб где-то в Африке. Неужели я тоже повторю его судьбу?»
Солнце палит все сильнее. Голова чугунная, все тело чешется от грязи и ран. И снова жажда. Она угнетает больше всего. Сколько я еще так просижу? Час, два, пять? А когда свалюсь, то шакалы меня разорвут. Вон они! Ходят вокруг сосны, смотрят на меня, пасти разевают. Может, повеситься на суку? Браслет на сук, а другой конец – вокруг шеи. Во всяком случае, быстро и надежно. Не хочется. Посижу еще».
Вдруг Максим услышал приближающийся шум мотора. Посмотрел: ничего не видно. Галлюцинации. Однако шум приближался. Джип выскочил на холм неожиданно. Он был без верха, но с поручнями, как багги. В джипе сидели несколько человек.
ebooksa