Он неподвижно лежал на дороге. Колесо проехало от промежности почти до горла, многотонная масса просто сплющила человека. Сломанные кости грудной клетки проткнули фуфайку, позвоночник превратился в труху, из-под одежды вылезало содержимое кишечника.
Люди растерянно мялись. Кто-то догадался снять шапку.
Из кабины высовывался бледный водитель. Как ни крути, а во всем случившемся была его вина.
– Кто-нибудь хоть знает, как его звали? – глухо спросил журналист Лощанский.
– Виктор Пехтин. – Алексей не узнал свой голос. – С Запорожья он.
– Вот черт, не повезло мужику. А ты, падла, что натворил?! Не видел, что на людей ехал?! – зарычал журналист на водителя.
Несколько человек с угрожающими лицами приблизились к кабине, намереваясь стащить водителя с подножки.
– Хлопцы, да я же не хотел, ничего такого не делал, у меня заклинило педаль. – Шофер побелел, как бумажный лист, прыгнул в кабину, заперся там.
– Прекратить! – взревел прораб.
Подбежали охранники, грохнул предупреждающий выстрел. Двое мужиков получили прикладами, и все отступили от машины.
– Работать! – визжал Шлыпень. – Все по местам! Без вас разберутся!
Бунт так и не вспыхнул. Люди, озираясь, уходили прочь. Автоматчики, матерясь лужеными глотками, вытолкали грузовик из кювета, и тот уехал.
На дороге осталось мертвое тело. Расследовать инцидент никто не собирался. Обитатели Дубринского лагеря не люди. Вертухаи завернули покойника в мешковину, погрузили в машину, увезли.
В лагерь мужики вернулись подавленные и завалились спать без всяких разговоров. Ратушенко кашлял, но был уверен, что это пройдет.
Алексей едва не слетел с кровати, когда по ней кто-то крепко пнул. Свет в бараке давно погас, в окна заглядывали лучи прожекторов.
Над душой нависли два охранника.
– Вставай, пошли за нами, – проворчал Ефрем.
Странно, на этот раз обошлось без рукоприкладства. Спорить было бесполезно. Охранники ушли в проход, а он возился, отыскивая носки и сапоги.
Ратушенко заворочался и проснулся. В темноте заблестели глаза.
– Держись, товарищ, – прошептал он с какими-то странными нотками. – Я с вечера не стал тебя расстраивать, но во дворе стоял тот самый «Ниссан».