Ветер богов

22
18
20
22
24
26
28
30

30

Проснувшись на рассвете, Скорцени решил пройтись по берегу озера. Все гости князя разъехались еще вчера, только Скорцени, Фройнштаг и Родлю предстояло покинуть это мрачноватое пристанище итальянского Дракулы сегодня, сразу же после завтрака. Вместе с Боргезе они возвращались на Лигурийское побережье, на базу «Икс-флотилии».

Штурмбаннфюрер бесцельно брел по тропинке, ведущей к перевалу, за которым скрывалась небольшая горная деревушка, заселенная итальянскими австрийцами. Достигать этого перевала ему не хотелось так же, как и возвращаться к вилле. В нем витал дух скитальца.

Пройдя между невысокими, поросшими мхом скалами, штурмбаннфюрер оказался в извилистом распадке, по дну которого сочился медлительный, немыслимо чистый ручеек, образующий на корневищах древних сосен бесшумные карликовые водопады. Места здесь казались дикими, совершенно не тронутыми ни войной, ни вообще цивилизацией. И звено пролетевших с юга на север бомбардировщиков тоже не имело к ним никакого отношения, поскольку принадлежало к иному миру.

Пройдя вниз по течению ручейка, он спустился на песчаную отмель и увидел, что к его пристанищу приближается весельный плот. Да, это был настоящий большой плот с двумя парами огромных весел и деревянной хижиной посредине.

«Плот с хижиной посреди горного озера – вот все, что тебе нужно для того, чтобы дождаться старости», – совершенно искренне объяснил себе Скорцени.

– Господин штурмбаннфюрер! – неожиданно раздался веселый, беззаботный голос княгини Сардони. – Руки вверх и сдавайтесь! – Улыбаясь, девушка проследила, как Скорцени замер от удивления, и смилостивилась: – Ладно, руки можете не поднимать, ваша лень общеизвестна. Однако сдаваться все равно придется.

Веслами орудовали два курсанта-смертника. Подогнав плот к отмели, они вопросительно взглянули на княгиню.

– Вы ведь не обидитесь, если посоветую вам вернуться в казарму по тропинке? – осчастливила их Мария-Виктория признательной улыбкой.

Смертники-итальянцы кротко поблагодарили ее и, оставив весла, сошли на берег. Скорцени обратил внимание, что они даже не улыбнулись, не попытались пошутить с девушкой. На их поведении уже лежала печать обреченности, печать смерти. Правда, уходя, они оглядывались на эсэсовца, которому предстояло оставаться наедине с прекрасной графиней Стефанией Ломбези, – как она представилась командиру их группы, выпрашивая право на плот, использовавшийся «коммандос-торпедами» для отработки погружения в воду, – однако во взглядах их уже не чувствовалось ни озорства, ни обычной мужской зависти. Ничего, кроме безысходной евнушеской тоски.

– Я понимаю, почему вы боитесь ступить на плот. Пока мы поговорим, он отчалит от берега и вам придется взяться за весла, – продолжала провоцировать его Мария-Виктория.

– Чего я никогда не смог бы простить вам, княгиня.

И все же Скорцени не оставалось ничего иного, как поддаться на эту провокацию. Открыв дверь хижины, штурмбаннфюрер обнаружил, что она разделена на два кубрика с разными входами. В каждом из них чернели низенькие нары, грубо сработанные столы и стулья, да еще виднелись небольшие бухты веревок с якорьками – словом, все то, чему и положено быть на любом суденышке.

– А знаете, для чего предназначен этот плот? – храбро вошла Мария-Виктория вслед за штурмбаннфюрером в один из кубриков.

– Нетрудно догадаться.

– Как и ошибиться. Вовсе не для того, что приписала ему ваша скудная солдатская фантазия. Истинное предназначение его – в другом. Когда к кому-либо из коммандос приезжает жена или невеста – в их распоряжение предоставляются плот и весь этот горный океан. А как вам такая роскошь?

– Командование позволяет смертникам подобные встречи? – удивленно проворчал Скорцени, стоя у небольшого иллюминатора, заимствованного для хижины, очевидно, у какого-то списанного катера. – Напрасно оно прибегает к этому. С той минуты, когда коммандос оказывается посвященным в камикадзе, жизнь его должна протекать подобно жизни монаха-отшельника – в уединении и самосозерцании. К чему излишние трагедии и душевные травмы?

– Своим камикадзе вы, конечно же, запретите всякую связь с грешным миром. О да! Там все будет в духе Скорцени, – продолжала в том же иронично-провокационном тоне княгиня. – Все, с чем соприкасается «первый диверсант рейха», сразу же должно быть подчинено законам средневекового рыцарства и мрачной армейской инквизиции.

– Послушайте, вы, армейский инквизитор, – резко прервал ее монолог Скорцени, – вы что, влюблены в меня? Откровенно, без кокетства…

Княгиня застыла с полуоткрытым ртом, проглотив все те слова, которыми собиралась завершить свою блистательную атаку.