– Он ушел. Я его отпустила.
– Я разберусь. – Дмитрий хмурился, между его бровями залегла глубокая морщина. А раньше, помнится, не было никаких морщин… – Денег дам, чтобы молчал. Слышишь, любимая? Все будет хорошо.
Любимая… Неужели все еще?..
– А со мной как? – спросила она шепотом. – Дмитрий, мне кажется, он не первый. Мне кажется, их таких много было.
– И никто не пропал, Габи! – сказал он в запале. – Живы все. Никому из них ты не навредила.
– А если еще наврежу?
– Не навредишь. – Голос его сделался мрачен и решителен, и Габи вдруг поняла, что ее любимый муж далеко не так мягок, как это видится. – Ты простишь меня за это, Габриэла? – Спросил он с горечью. – Хоть когда-нибудь сможешь простить?
– Тебя не за что прощать, любимый. – Кончиками пальцев она коснулась его щеки. Если поморщится, если отшатнется, она уйдет, не станет ему обузой.
Не отшатнулся, и не дрогнул лицом, накрыл ее ладонь своей, прижал крепко к колючей щеке, словно прощаясь.
– Нянюшка сказала, тебе будет тяжело.
– Я справлюсь. Лишь бы не навредить больше никому. Ни чужим, ни своим. Ни нашей девочке! Скажи, любимый, – Габи заглянула Дмитрию в глаза, по-человечески заглянула, по-бабьи, – скажи, а это… оно закончится хоть когда-нибудь?
– Хотел бы я тебе сказать, что закончится, но не знаю. Одно скажу, сделаю все, чтобы защитить тебя и нашего ребенка.
– Защищать придется не от людей. – Вот она и сказала то, в чем даже самой себе боялась признаться. – От нелюдей придется защищать, Дмитрий. От вот таких, как я…
– Ты не такая! – воскликнул муж в какой-то беспомощной ярости. – Даже сравнивать себя с ними не смей, Габи!
– Не получается. – Она улыбнулась. – Я бы и рада, но не получается. Может, я от них и отличаюсь пока… Мне ведь все еще жалко тех, кто для них лишь пыль на сапогах.
Откуда она это знала? Чья кровь нашептывала? Голубая кровь рода Бартане или черная фон Клейста?
– Отличаешься. – Дмитрий погладил ее по волосам, как маленькую, так гладил ее в детстве дед. Подумалось вдруг с тоской, что дед ее предал. Что честь рода и эта непонятная сила для него важнее единственной внучки. Сделалось горько до слез, но плакать Габи себе запретила. Путь это не дед для нее выбрал, она сама все решила. А раз решила, то уже не свернет, дойдет до конца. Что ждет ее на том краю? А что бы ни ждало, назад дороги все равно нет.
– Пойдем, я помогу тебе умыться. – Дмитрий встал с кровати, протянул руку, помогая отяжелевшей Габи подняться. – До рассвета еще есть время.
…Рассвет Габи встретила в подземелье за толстой дубовой дверью. Здесь, в подземелье, было все, что нужно, чтобы не сойти с ума. И широкая кровать, и обтянутые шелковыми обоями стены, и удобное кресло, и шкаф с книгами, и вмурованное в стену кольцо… На кольце пока еще не было цепи, но кто знает?..
– Я скажу, что ты приболела. Скажу, что отвез тебя в город. – Дмитрий не выпускал супругу из своих объятий, не хотел уходить назад, в наполненную солнечным светом жизнь. – Вернусь к вечеру, любимая.