Они остановились за старой часовней, встали друг напротив друга.
– Значит, ты жив. – Ольга смотрела на него с жалостью.
– Значит, жив. Я фартовый, тетя Оля. Вы же знаете. – Григорий помолчал немного, а потом добавил: – Когда тюрьму разбомбили, меня ранило. Перекрытием перебило ногу. Двое суток выбирался из-под завалов. Думал, не выберусь. Но повезло. Фартовый же. – Он невесело усмехнулся. – Выбрался и отключился. А там снова фарт. Добрые люди подобрали, не дали подохнуть, выходили. Вот, хромаю теперь только. – Он похлопал себя по правой ноге.
– Она не верила, что ты погиб. Говорила, что ты вернешься.
– Я вернулся. Вот только опоздал. – Гриня поднял на Ольгу глаза, сказал: – Я же первым делом к ним… домой пришел. А дома никого.
Никого. Зосино тело оставили до похорон в больничной подсобке, решили, что так будет лучше.
– Я подождал немножко. Думал, мало ли что, ушли куда по делам. Вернутся, а тут я. Сюрприз… – Григорий снова криво усмехнулся. – А потом жрать захотелось, по ящикам стал лазить. И нашел вот это. – Из нагрудного кармана пальто он вытащил аккуратно сложенный листок ученической тетради, протянул Ольге, спросил с каким-то детским недоверием: – Тетя Оля, это что же, это Зоська моя писать научилась?
– И писать, и читать. – Она развернула листок, прочла написанную старательными каракулями записку, потерла глаза.
– Пропал Митька. – Григорий говорил шепотом. Записку он забрал, бережно сложил, сунул за пазуху. – Сын мой единственный пропал, выходит.
Она молчала. Что тут скажешь?
– Сын пропал, а Зоська пошла его искать. Пошла и сгинула. Так выходит?
Она снова ничего не ответила. Ему нужно пережить эту боль самому, она тут не помощник.
– Гадина какая-то похитила моего сына, а жену растерзала…
– Григорий…
– Молчите, тетя Оля! Я тоже грамоте обучен, читать умею. И вы видели, что она мне написала.
– Григорий, она была не в себе. Ты должен понять.
– Нет! – Он в ярости мотнул головой. – Это сына нашего касается! Думаете, я не знаю, что Зоська моя дурочка… – Сквозь сжатые зубы он втянул в себя воздух, сказал с болью в голосе: – была дурочкой. Но я ее все равно любил. И она меня любила. А Митяя так вообще без памяти. Слепая материнская любовь. Вы должны понимать, тетя Оля.
Она понимала, поэтому молчала, не перебивала.
– И если Зося моя написала, что он там, значит, там его и нужно искать!
– Его там нет, Григорий.