Схватка

— Хондарг!

Что-то теплое коснулось груди. Я изобразил слабый чих и недоуменно развел руками.

— Хондарг!

Я снова чихнул.

— Хондарг!

— Прекратите! — крикнул я, изрядно чихнув. — Немедленно прекратите!

Но Ревинзер уже и сам понял, что заклятие его подействовало на меня как… на обычного человека. Переглянулся с Аджи. Оба были ошеломлены, смяты. По рядам трибун прошел шорох.

Я опустил руку в карман и нащупал горстку пыли. Мой амулет-адсорбер был уничтожен.

Но он исполнил свою задачу.

Глава 35

Глава тридцать пятая

— Нелепый фарс! — возгласил я с надрывом, надев маску жалкого и растерянного простака, угодившего в клетку к тиграм. — Я — герцог Аран Торнхелл, и все это видят! — для верности я стукнул себя в грудь, и крикнул, сорвав голос на фальцет, на истинно щенячью ноту: — Я — это я! Посмотрите!

Они смотрели. Они видели. Взгляды коронных принцев были исполнены издевки и презрения. Сановники всех фракций взирали на меня насмешливо, и даже в рядах Великих я не замечал проблесков сочувствия.

Все верно. Любой аристократ, вскормленный на мыслях о своем превосходстве над прочим народом, обязан принимать удары судьбы с достоинством, примерно как упомянутый герцог де Гиз. Будучи приколот шпагами, он умудрился сохранить присутствие духа и даже вымолвил какую-то историческую фразу. Впрочем, может быть, он просто выматерился и заорал «Врача!», а фразу ему приписали с целью показать незыблемое хладнокровие дворянина.

Великолепно. Я демонстрирую приличную, глубоко верную поведенческую игру. Я растерян и смят не меньше Аджи. Он смотрит на меня, прищурив глаза. Он мне не верит. И правильно делает. Но другие, кроме, может быть, Аниры Най и Ревинзера, в точности не знают, какой я. Да, возможно, я играю, а может быть, я действительно не очень умный, грубый дворянин-простак, жалкая дешевка, которой удалось уцелеть при покушениях, проявив изворотливость и удачу, настучать по роже принцу, сделать еще пару дел. Но вот меня прижали — и я сдулся. Все. Перед Коронным советом трясущийся, ничтожный, испуганный слабак.

Таренкс Аджи быстро пришел в себя, мазнув по мне рассеянным взглядом. Под его рукой стояли большие песочные часы — я только сейчас их заметил, чертовы нервы… Песок медленно сеялся в нижнюю чашу. И что-то подсказывало мне — эти часы отмеряют последние минуты моего архканцлерства.

— Вы или не вы… Это уже не имеет значения, Торнхелл! В полдень вы будете отрешены от должности согласно указу Эквериса Растара! И мы всесторонне проведем честное и неподкупное расследование относительно вас и ваших… преступлений… Говорят, вы дочиста успели опустошить казну Варлойна! Говорят — и мои люди сами были тому свидетелями — на вашей совести бессудное убийство двух молодых дворян посланцами Алой Степи, каковое вы дозволили лично, пойдя на поводу у Степи, будто это они, а не вы верховная власть Санкструма! Говорят — и я сам тому свидетель! — что вы продали винные запасы нашего монарха, дабы набить свой и только свой карман! Говорят — ведь все это пока не доказано, но будет доказано в скором будущем! — вы оскорбили одного из наследных принцев и уничтожили коронную реликвию! Говорят… впрочем, и этих преступлений, когда мы их докажем, будет достаточно, чтобы отправить вас на плаху…

Архипрекрасная перспектива для архканцлера. Я ждал.

Аджи подумал, чисто выбритые его щеки с глубокими прорезями мимических морщин плясали — видно было, как сжимает зубы, готовя свой триумф, — затем, все же, решился и сказал распевно и вкрадчиво:

— Уже нет смысла скрывать. Император скончался сегодня утром, и тело его, забальзамированное, как полагается, сейчас покоится в опочивальне… — По рядам прокатился шум, на балконах вскрикнули, даже Баккарал Бай шевельнулся. — И наше счастье, что он успел отстранить вас своим указом… Вы, Торнхелл, надеюсь, не додумались уничтожить этот указ? Если уничтожили, мы, члены совета, присутствующие здесь, все до одного, за исключением, может быть, отдельных личностей, удостоверим всякого, что указ сей был и оттиск Большой имперской печати на нем — достоверен. Ваш бесспорный проигрыш… — Он замолчал, отечески улыбнулся, как несмышленышу, и махнул рукой.