Забытое время

Все это не по-настоящему. Жизнь Пола кончена, потому что вон там лежит тело. Но если тела не будет, жизнь Пола не закончится — жизнь Пола пойдет по-прежнему.

Пол закрыл глаза, открыл, опять закрыл. Но всякий раз, когда открывал, тело лежало вон там по-прежнему, и смотреть на него не было никаких сил.

Как это может быть, что твоя жизнь взяла — и вдруг закончилась? Вот она вся перед тобой, не то чтобы прекрасная, но твоя личная, — а спустя миг ее уже нету. В голове не укладывается. Пол опустил винтовку на землю.

Он не хотел убивать Томми, но никто ведь не поверит. Решат, наверное, что Пол расист, — Томми же черный. Отец просто-напросто убьет Пола. Задушит голыми руками. Мамка больше никогда с Полом не заговорит.

А если тело исчезнет? Жизнь парнишки по-любому кончена. Пол не хотел его убивать, но Томми умер. Однако почему жизнь Пола тоже непременно должна закончиться? Лишаться жизни неохота, вдруг понял он. Еще час назад Пол считал, что жизнь у него очень несладкая, а сейчас отдал бы за нее все на свете.

Он подобрал тело Томми и отнес к колодцу. Тело оказалось легче, чем он думал, и перевалить его через парапет не составило труда. Слышно было, как оно плюхнулось в гадостную воду. Пол посмотрел туда, где оно прежде лежало, но там была земля как земля — ни крови, ни малейшего следа, можно подумать, и не случилось ничего. Тяжело дыша, Пол стоял у колодца, пытался угомонить грохот в голове. Сделано, думал он. Все кончено. Ничего не было. Он с парнишкой и не встречался даже. Он слышал свое дыхание и далекий собачий лай, а потом — плеск и вроде бы голос.

Парнишка. Томми. Зовет. Не умер. Живой, в колодце — ну, отчасти живой. Он там, небось, умирает. Наверное, почти уже умер. Вот-вот умрет.

Томми сипло, слабо звал на помощь, и до него футов двадцать, а то и больше. Бултыхается.

Ни посмотреть, ни ответить Полу не хватило духу. Этот голос петлей обвил ему горло. Пол побегал вокруг колодца, поискал ветку или веревку, чем-нибудь вытащить, но ничего не нашел, и никак не выудишь человека с такой глубины, тем более человека, который там, небось, умирает от огнестрельного ранения. Можно сгонять за помощью, но до ближайшего дома полмили, когда Пол вернется, парнишка там уже умрет, и как тогда Пол будет объясняться? Томми застрелился и бросился в колодец? Пол стоял, раздумывал, что он тогда скажет, как ему поступить сейчас, в голове текли эти мысли, а в ушах раздавался этот голос, исторгавшийся будто из его собственного нутра:

— Поли, вытащи меня! Помоги! Выпусти меня! Выпусти! Выпусти! — а потом просто: — Мама! Мама! Мама! — а потом наконец тишина.

И всё. Прошло очень много времени, а затем Пол заглянул в колодец и увидел ту же темно-зеленую жижу, что всегда там была. По-прежнему сияло солнце. Пол подобрал отцовскую винтовку с патронами и кинулся через лес, по грунтовке через кукурузные поля, мимо велика Томми и бежал не останавливаясь до самого дома. В родительской спальне сунул винтовку в футляр, а футляр под кровать, выпил еще бутылку отцовского пива и сел смотреть телевизор. Всё, думал он.

К ночи полиция навестила все окрестные дома, и мамка вместе с остальными ушла прочесывать поля и лес. Утром Полу с каждого столба и из каждой витрины в городе улыбался Томми. Осушили пруд за полями, где все купались. Томми якобы видели в Кентукки, но это оказалась липа. Увезли на допрос преподавателя информатики из началки, но потом он вернулся на работу. День за днем Пол ждал, что Томми найдут в колодце, но так и не дождался. Ничего больше не было.

Ничего не было, однако осталось ничто. Оно залезло к Полу в нутро, как паразиты, про которых он читал на биологии, как этот африканский червь, который заползает в ступню, когда купаешься, ахнуть не успеешь — а он уже пожрал тебя целиком. Всякий раз, когда Пол слышал имя Томми, видел лицо Томми — поначалу каждый день, а потом, спустя месяцы и годы, все реже и реже, — червь по чуть-чуть от него отгрызал. Из-за червя мозг совсем прогнил, на уроках никак не сосредоточиться. Один раз, напившись в дымину, Пол увидел Томми на плакате и решил, что это ему улыбается его собственное мертвое лицо. Вот какое это было ничто.

До сего дня, когда слова Томми произнес белый малец.

Люди все ближе. Ломятся по кустам. Надо бежать. Пол все лежал и слушал свое дыхание, ровное и свободное. Смотрел на звезды. Вот, небось, каково это — потерять рассудок; зато какая удивительная чистота. Некогда Пол хотел быть хорошим человеком — ну, неплохим, ладно, — но потом застрелил Томми Крофорда и так перетрусил, что оставил парнишку умирать в колодце. Ничего такого не хотел — и все равно.

Лучи фонариков перечеркнули землю и корни, подобрались к лицу, ослепили. Пол заморгал. Полиция. Мудрено не узнать эти сухие голоса роботов.

Пол зажмурился и вновь увидел звезды. Давление в голове отпускало; он выдохнул его в небеса. Он так долго прятал эти слова (это я; это сделал я), а теперь можно дать им волю. Надо лишь заговорить.

Глава тридцать пятая

Сначала Джейни увидела, как по дороге мечется фонарик. Когда подъехала, Андерсон посмотрел на нее в окно машины, не узнавая; его рубашка выбилась из брюк, глаза одичалые. Зрелище потрясло ее. Джейни и не догадывалась, что Андерсон так переживает. Она открыла дверцу, Андерсон заморгал и, не сказав ни слова, сел в машину.

— Я еще раз посмотрю в доме, — сказала Джейни.