— А какая разница?
— Культуролог — это общая специализация, искусствовед — более узкая.
Я подошла к стенам вплотную и попросила Ткаченко включить свет. Гигантские хрустально-рожковые люстры, свисающие с пятиметрового потолка, испустили яркое золотое свечение.
Картина стен завораживала. За многочисленными колоннами, выполненными в серых тонах, просматривалось огромное пространство пустующей площади, запертой между двух арочных стен. Серость колонн создавала впечатление, что на площади есть дневной свет, в то время как мы находимся в тени. Поверх колоннады наложены яркие фамильные гербы, украшенные позолотой, которая сейчас помпезно играла в свете хрустальных люстр.
Потрогав стену руками, я уверенно выдала:
— Роспись сделана в конце восемнадцатого века. Так называемая перспективная живопись.
— Перспективная? — хмыкнул Анатолий. — В смысле потом можно будет продать подороже?
Я скупо улыбнулась.
— Нет. Создает иллюзию трехмерного пространства, иными словами — объем.
— А. Ясненько. Значит, ты в этом сечешь?
Я пожала плечами, мол, называй как хочешь, я просто делаю свою работу.
— А для чего ты звал-то меня? — Ввиду того что Толя перешел на «ты» и мы были примерно одного возраста, я не стала упрямиться и тоже стала «тыкать». — Просто чтобы показать красивую картинку?
— Нет. Смотри сюда. — Он нажал на кнопку, и на экране прибора возникла чехарда цифр. — Это напряженность высокочастотного ЭМП.
— Электромагнитного поля? — самостоятельно расшифровала я аббревиатуру. Он кивнул. — И что?
— Зашкаливает. Это первое место, где прибор ведет себя странно.
— В смысле, первое? А где ты еще был? — Помнилось мне, ему давали только один ключ.
— Прошелся по коридору второго этажа. И на лестнице включал.
— А, ясно. — Я немного помолчала, кое-что обдумывая. Наконец спросила: — Толя, как ты считаешь, эти волнения электромагнитного поля можно создать специально?
— Что? — удивился он.
— Ну… технически.