Печальная Рыба-Солнце задумчиво ходил вокруг неё с раскладной линейкой в руках. Рыжая Алла Ивановна, торчащая из пола на манер зомби, выбирающегося из могилы, орала так, что слышно было двумя этажами выше. Мрак и ненависть жгучей тучей наполнили помещение. Печальная Рыба-Солнце меланхолически почесал затылок стамеской и сказал: «Пикантная у тебя жопа, Алла!»
Ответ дамы-профорга МИФИ заставил бы весь Удафф. Ком «убить сибя апстену»… ибо до ТАКИХ вершин нецензурности тамошним Мастур-батырам необходимо развиваться ещё лет десять.
«Страстная ты женщина, Алла Ивановна!» — сказал Печальная Рыба-Солнце и, не торопясь, снял со стены ножовку. Алла Ивановна позеленела и швырнула в него увесистой профсоюзной папкой… а потом плюнула и попала Печальной Рыбе-Солнце на плавни… на рукав.
«У меня обед через пять минут», — не оборачиваясь сказал лаборант-мизантроп и Алла Ивановна взвыла так, что на соседней кафедре механики проснулись опухшие от безделья лаборанты.
В низком подвале, полном труб и кабелей, Печальная Рыба Солнце намеревался коварно оборудовать очередной склад под запчасти. Ниже этого подвала был только фундамент, а Печальная Рыба-Солнце был молчалив, нетороплив и нелюдим… и соответственно обожал разнообразные неприметные и только ему известные тайные комнатки, каморочки, подвальчики и чердаки, где устраивал свои бурундучьи склады и складики.
Руки у него были золотые… только работал он так основательно, что бывало, обкакаешься от нетерпения, пока он наконец-то не вручит тебе заказанную деталь, напоследок обтерев её от масла полой халата и ещё раз оглядев печальным, но пристальным взглядом.
Числящаяся лаборанткой КИПиА Алла Ивановна, в незапамятные времена бывшая любовницей какого-то большого институтского таракана, ныне носилась по всему МИФИ «по профсоюзным делам». Наивный Кот (а именно так в те времена звали автора) как-то робко попросил её подежурить за него с часок в момент проведения лабораторных работ. Алла Ивановна поглядела на него взглядом Чикатилло: мёртвящим… и с налётом вечной похоти… ибо была она женщиной знойной и ещё далеко не старой.
Кота сдуло. Больше он таких глупостей не делал.
А Печальная Рыба-Солнце, позвав Кота на помощь, так и не смог вытащить профорга из люка. Попа закупорила его идеально… и герметично, несмотря на его прямоугольную форму. «Жаль, Алла Ивановна, что я не был С ТОЙ СТОРОНЫ в момент твоего падения… — меланхолично сказал Печальная Рыба-Солнце. — Это было бы исполнение моих мечт!..»
Люк расширили, пленницу вызволили и, уворачиваясь от затрещин, тотчас оттеснили подальше от молотков и отвёрток.
… а крышку от люка, которую Печальная Рыба-Солнце только-только тщательно изготовил и уже хотел приладить на место, пришлось переделывать. В свойственной ему манере он, не торопясь, любовно работал неделю. Зато Алла Ивановна, постоянно надоедавшая ему разнообразными сентенциями, теперь в каморочку не заходила, а просунув в дверь голову, подолгу ругала тихо работавшего Печальную Рыбу-Солнце неприличными словами, косясь на дыру в полу…
Лаборанта и студента-вечерника Щ. гневно выгоняли с кафедры механики «за появление на работе в нетрезвом виде». Бушевало свежесобранное профсоюзное собрание. Виновный, но нераскаянный сидел за студенческой партой с мрачным непреклонным лицом. Кота, попытавшегося просочиться на судилище и произнести гремящую речь в защиту друга, вытолкала Девушка-Коммунист Элеонора, приглашённая от имени комсомольской организации МИФИ.
В момент, когда Элеонора прекрасной пышной грудью проталкивала в дверь упирающегося Кота, — да так активно, что Кот сомлел и почти забыл про судилище, и уже готов был немедленно подать заявление о приёме его в кандидаты в члены КПСС. Однако последние остатки совести заставили слабеющего от страсти Кота крикнуть поверх элеонориных прелестей: «Ну, уволите вы его, а кто работать-то будет? Он же у вас один за всех пашет!»
Стёкла очков завлаба задрожали. Он встал, выкинул руку вперёд и голосом, звенящим от справедливого патриотизма, отчеканил: «Да к нам на кафедру, только свистни, любой человек придёт с гор-до-стью! Это же МИФИ!!!» С тем Кот и вылетел, успев чмокнуть коммунистическую деву в розовую шейку и увернуться от нарочито гневной пощёчины.
Завлаб громко свистел ровно месяц. Он свистел бы и два месяца, и три, но гордость его была уязвлена. Молодёжь — паршивцы — не отзывались на свист… стоимостью порядка 110 рублей в месяц. Положение завлаба было ужасным! Лаборанта Щ. можно было карать двумя способами: длинным интеллигентным и садистским коротким. Коротким — пинок под попу и до свидания! Получи в трудовой книжке «уволен по п. 7 ст. 33 КЗоТ РСФСР» и можешь устраиваться в магазин грузчиком… в лучшем случае. Эта статья кадровикам была о-о-очень хорошо известна… равно, как известна и населению, пугающему ею на ночь детей.
Длинный путь был изощрён и злонамерен: секомый должен был подать секущему заявление с формулировкой «по собственному желанию». В соответствии с законом, он должен был отработать на предприятии месяц, а потом вылетал на волю с мирной и невинной статьёй в трудовой книжке «по собственному желанию».
Щ. предпочёл этот второй путь. Переломив характер и стиснув зубы, он попросил пощады на профсоюзном собрании. Весь месяц он вёл себя тихо. Кафедральные механики ходили с гордым видом, ибо, помимо обычных нагрузок, парень взвалил на себя вдвойне, проводя лабораторные работы за любого из желающих отлучиться.
Ровно через месяц, когда истекал последний день покаяния, за три минуты до окончания рабочего дня, он зашёл к секретарше и… забрал свою заяву, сказав спокойно и с достоинством: «Я передумал, знаете ли…»
А по закону, друзья мои, дважды за одно и то же преступление не карают… да и кару эту налагать положено только в течение календарного месяца. После этого административный преступник вновь становится чистым и незапятнанным. Кафедра лишилась даже возможности влепить хитрому Щ. выговор «с занесением в личное дело» — месяц-то, повторяю, закончился!
Завлаб, человек в глубине души мазохистский, рвал на себе волосы за потерю бдительности… это с одной стороны. С другой — за свои многочисленные переработки Щ. выкатил непомерный список отгулов… либо любезно соглашался взять деньгами. Это во-вторых. А ужаснее всего было в-третьих: на кафедру механики уже приняли нового лаборанта — личность впоследствии легендарную.