Умение филонить и отбрыкиваться от любого вида трудовой деятельности, было у юноши доведено до высшей степени виртуозности. Даже, блин, завидно становилось. Лицо новичка было унылым, печальным и слегка сонным. Но это для того, кто не был его сослуживцем. Для страдавшей от его абсолютного безделья кафедры, в лице паренька отчётливо читались звериная хитрость, сознательный саботаж и даже некая антихристова печать!
Завлаб заговорил о самоубийстве. Выхода не было. Хмурый Щ. не простил ему месяца хождения под дамокловым мечом, а новичок в простоте своей юности не обращал внимания на гневные речи и страшные угрозы. От жалкой попытки комсомольского выговора он отбрыкался с не менее удивительным, чем у коварного Щ., искусством. Жизнь накалилась до предела и перестала радовать завлаба своей безмятежностью и предсказуемостью. Отныне он был ввергнут в пучину забот.
Впрочем, все мы в МИФИ грешили странностями… в той или иной степени, равно, как и были вечно обременены заботами. Так, например, один из преподавателей кафедры МАХП (Машины и аппараты химических производств) терпеть не мог короткой работы. Например, если ему нужен был болт с головкой в виде «барашка», он не приваривал вышеупомянутый «барашек» к обычному болту — о, нет! Он шёл путём творческим, непроторённым и основательным, как у строителей доисторических дольменов, пирамид и прочих мегалитов. Он просто брал болванку марки сталь-3 и зажимал её в тиски. А потом пару дней добросовестно — напильником! — выпиливал из неё очертания искомого «бараньего болта». Вжик-вжик-вжик… перекур… вжик-вжик-вжик… перекур… вжик-вжик-вжик…
А уж совсем потом, нарезал на нём резьбу и нёс болт в личный гараж… где обычно выяснялось, что болт по шагу резьбы или диаметру не подходит. И весь изнурительный процесс каторжно продолжался с самого начала.
Нет, недаром в одной из стенгазет МИФИ было в те дни писано:
Вот так, «кучею», ушли года семидесятые, ускакали вслед за ними восьмидесятые, отбурлили девяностые… да и «нулевые» нового века и тысячелетия своё уже отшептали. Время унесло и года, и людей, и дух… остались только мы, ещё помнящие, ещё смеющиеся, ещё готовые цитировать любимое, напоминая сами себе, что живы. И на полуслове обрываются мои МИФИческие байки, поскольку каждый, кто прошёл через шесть лет учёбы, насыплет вам ворох своих… и будут они так же правдивы и беспристрастны, точны и неукоснительно документальны, как и мои.
Эх, МИФИ, МИФИ! Давно уже бродят по твоим коридорам, галдят в аудиториях и отираются парочками в укромных уголках совсем другие ребята… и учат там сейчас другие люди совсем-совсем другим предметам.
Каждый раз, приезжая в родной Озёрск, собираюсь я пройтись, заглянуть в институт, где оставил частичку свой души… но — боюсь.
Боюсь увидеть твоё лицо совсем другим, не похожим на то, что снится мне, что помнится мне, что вызывает грусть по ушедшей юности.
ebooksa