— Сильнее, — хрипит он, практически вбиваясь в меня, и я пытаюсь справиться с этим напором, чтобы вобрать в себя еще на один стон больше.
Прикрытые глаза, которые продолжают следить за мной, пляшущие на его груди медальоны, бисеринка пота, ползущая по черной татуировке — нет ничего притягательней, чем то, что я вижу.
Это заводит настолько, что я сжимаю бедра, чтобы хоть как-то унять собственное вожделение. И каждое движение мужчины встречаю сдавленным стоном, который вырывается изнутри.
Мне хочется больше, сильнее, жарче, я настолько теряю голову от вкуса и этого ощущения наполненности и страсти, что расслабляю горло и сжимаю губы плотнее. И не выдерживаю, ломаюсь, опускаю руку вниз и пытаюсь унять легкую боль, хотя бы через джинсы, но становится чуточку легче.
Фрол издает какой-то звук, похожий на хриплый свист во время бронхита, выскальзывает из меня и тут же, ничего не поясняя, не дав отдышаться, поднимает меня с колен, упирает животом в стол и стягивает с меня джинсы и трусики одновременно. А спустя доли секунды я чувствую в себе его пальцы, которые пробуют, готова ли я, заставляют привыкнуть к ритму и к тому, что нужно скользить за ними, и покидают меня, чтобы подарить другое вторжение и другую наполненность.
Мне кажется, я кричу от первого движения Фрола — настолько все идеально. Жестко. Резко. На грани боли и удовольствия. И с тем ощущением власти, которая еще больше заводит, заставляя царапать ногтями ни в чем не повинное дерево.
Пальцы мужчины раскачивают меня в своих руках, как покорный маятник, раскручивают на невидимой карусели, из которой нет выхода. И все, что я в состоянии — выхватывать глотки воздуха перед очередным выпадом бедер и стараться не сойти с ума от скорости этой гонки.
Голова кружится, пальцы уже просто скользят, нет ни опоры, ни понимания, где я…
К моей спине неожиданно прикасаются кусочки прохладного металла, а потом я чувствую легкую тяжесть, дыхание у своей шеи и приказ, отданный хриплым голосом, усиливающим головокружение и пульсацию:
— Кончай! Я хочу, чтобы ты кончила, Солнце! Ну же… взорвись для меня!
И я послушно вздрагиваю, скручиваюсь пружиной и распадаюсь на тысячи лучиков, которые, кажется, уже никогда не поймать, а вместо них перед глазами темные пятна…
Теряюсь.
Падаю.
Забываюсь.
Глохну и слепну от удовольствия.
Медленно умираю.
И только протяжный стон и поцелуи, ползущие по моей пояснице языками угасающего пламени страсти, возвращают меня снова в реальность и заставляют дышать.
Фрол помогает мне подняться, потому что сил все еще нет. Я вяло слежу за тем, как в мусорное ведро отправляется презерватив, не спорю, когда мне помогают одеться и усаживают на диван. Вернее, мужчина садится на диван, а меня располагает на себе, но так даже удобней — я пристраиваю голову у него на груди и пытаюсь восстановить дыхание, но так, чтобы не уснуть.
Он приподнимает пальцем мое лицо, усмехается, целует в губы, но не найдя должного отклика, откидывается на спинку дивана.
— Что скажешь своему джинну? — интересуется он, скользя по моим губам большим пальцем. — Может быть, выразишь ему свою благодарность?