Доктор отвел в сторону сестру Симплицию, которая все объяснила ему: господин Мадлен уехал дня на два или на три, и не решились разубеждать больную, которая уверена, что господин мэр уехал в Монфермейль; быть может, впрочем, она и верно отгадала. Доктор одобрил сестру.
Он приблизился к постели Фантины.
— Вот видите ли, — говорила она, — утром, когда моя бедная девочка проснется, я с ней тотчас поздороваюсь, а ночью, когда мне не спится, буду смотреть, как она спит. Ее дыхание, такое тихое и сладкое, принесет мне облегчение.
— Дайте мне вашу руку, — сказал доктор. Она протянула руку и воскликнула смеясь:
— Ах, правда, вы ведь еще не знаете, что я выздоровела. Козетта завтра приезжает.
Доктор был поражен. Ей было гораздо лучше. Одышка уменьшилась. Пульс стал полнее. Прилив новой жизни вдруг оживил это бедное истощенное существо.
— Доктор, — промолвила она, — сестра ведь сказала вам, что господин мэр поехал за моей крошкой?
Доктор приказал соблюдать спокойствие и избегать всякого неприятного возбуждения. На случай если лихорадочное состояние усилится ночью, он прописал успокоительное питье. Он ушел, сказав сестре: «Ей гораздо лучше. Если, по счастью, господин мэр в самом деле приедет завтра с ребенком, тогда кто знает?.. Бывают такие удивительные кризисы! Случалось, что великие радости вдруг останавливали ход тяжких болезней; правда, у нее болезнь органическая и очень сильно развившаяся, но все это такая тайна! Быть может, мы еще спасем ее».
VII. Путешественник, приехав на место, принимает предосторожности, чтобы уехать обратно
Было около восьми часов вечера, когда таратайка, которую мы оставили на дороге, въезжала под ворота почтового отеля в Аррасе. Путешественник сошел с кабриолета, рассеянно ответил на заискивающие расспросы трактирной прислуги, отправил назад взятую им запасную лошадь и сам отвел в конюшню свою белую лошадку; потом вошел в бильярдную, помещавшуюся на нижнем этаже. Четырнадцать часов он употребил на это путешествие, которое рассчитывал сделать в шесть часов. Он сознавал, что это была не его вина, но, в сущности, он был рад.
Вышла хозяйка гостиницы.
— Угодно вам переночевать здесь? Желаете ужинать?
Он отрицательно покачал головой.
— Конюх говорит, что ваша лошадь очень замучена.
Он наконец нарушил молчание:
— Может ли лошадь ехать обратно завтра утром?
— О, как можно, сударь, ей надо отдохнуть по крайней мере дня два.
— Не здесь ли помещается почтовая контора? — спросил он.
— Да-с.
Трактирщица повела его в контору; он предъявил свой паспорт и осведомился, нет ли возможности вернуться в ту же ночь в Монрейль в особой карете. Место возле кучера было как раз не занято. Он оставил его за собой и заплатил сколько полагалось.