Отворачиваясь, я увидел стремительно приближающийся туманный сгусток, формирующий на ходу уже знакомый шар. Сжав ребенка в руках, я прикрыл глаза, а когда открыл — стоял в одном шаге от зеленой травы. Впереди виднелись крыши палаток и тянущиеся к небу дымы. У меня на груди вздрагивала маленькая девочка, которую я смог вынести из проклятого самими людьми места. На мир накатывались вечерние сумерки, а сзади тонули во тьме пригороды Линга, со всеми своими ужасами и страхами. Я сделал шаг, другой — и вырвался в привычный мир, и только потом позволил себе посмотреть назад.
Там, всего в нескольких шагах от меня, застыла изломанная черная фигура, напоминавшая очень высокого и очень худого старика. Только лишь напоминавшая. Балахон до земли с капюшоном скрывал подробности, но даже сквозь него была видна неправильность пропорций и чуждость движений. Из темноты капюшона выбивалась седая борода, да призрачным светом горели глаза. Я почему-то был уверен, что, если бы сначала обернулся, или девочка оторвалась бы от груди и посмотрела назад — мы бы уже никогда не вышли из проклятой тьмы, как и те разведчики, что пропали накануне.
Еще секунду мы смотрели друг на друга, а потом старик повернулся и скрылся в темноте, которая становилась все более и более плотной.
— Кто это? — тихо спросила девочка.
— Это кто-то, с кем я бы пока предпочел не встречаться, — признался я.
— А почему он нас не тронул?
— Не знаю. Но, кажется, есть правила, которые он не может нарушать, пока я их не нарушу…
— А ты не нарушил.
— Я не нарушил, и ты не нарушила тоже.
— Шрам, а что теперь?
— А теперь ты скажешь, малышка, как тебя зовут. И мы пойдем туда, где много разных людей. Плохих, хороших, но людей.
— Я Амо-они.
— Ну вот и познакомились.
— А ты не поменяешь имя? Все безымянные меняют имя, если могут. Ведь Шрам — это прозвище. Есть хорошие имена.
— Нет, не поменяю. Мне дал это имя очень хороший человек, и я не хочу менять этот подарок на что-то хорошее. Я останусь Шрамом, Они, сколько бы имен мне ни предложили взамен.
— Но какой же ты тогда безымянный?
— Да вот сам не знаю, — засмеялся я в ответ на этот простой вопрос. — Наверно, никудышный.
— Шрам, можно я останусь на руках? Меня мама с папой носили, но говорили, что я стала тяжелой…
— Оставайся, до лагеря я тебя донесу.
Девочка посмотрела на палатки и кивнула. Мы шли по зеленой траве, которая больше не цеплялась за ноги, и, покачиваясь у меня на руках, Амо-они уснула.
ebooksa