Кровь. Меч. Корона

— Ни Гибрухту, ни его сыну, ни Кигану, — Осви всё ещё крепко держал меня.

— Никому из них, — пообещал я.

Гаэл кивнул и прикрыл глаза. Он ослабил хватку, и я медленно высвободил руку. Отпечатки его пальцев всё ещё горели на коже.

— Но тогда я должен знать, — сказал я. — Киган говорил про проклятие и ведьмовство. Это правда?

Осви усмехнулся и поморщился от накатившей боли.

— Ложь от первого до последнего слова. Грязные сплетни.

Я вздохнул. Ещё несколько дней назад я советовал королю взять её в жёны, а теперь даю клятву умирающему, что не допущу такого исхода.

— Я клянусь тебе, Осви ап Глаин. И пусть Господь будет свидетелем, что я не нарушу этой клятвы, — проговорил я от чистого сердца.

Он взглянул мне в глаза и по его лицу пробежала тень улыбки. Здесь я хотел бы сказать, что он умер, но это не так. Жизнь — это не красивая сказка, где все живут долго и счастливо, а уходят легко. Он умирал ещё несколько часов, то приходя в сознание, то снова впадая в беспамятство, и всё это время Брианна просидела рядом с ним, держа его за руку.

Я же в это время обустраивал лагерь для ночлега, разводил костёр, готовил ужин из остатков провизии.

Через какое-то время, ближе к вечеру, я услышал, как Брианна заплакала вслух, и понял, что это всё. Я подошёл к ним, молча постоял рядом. И так же молча пошёл копать могилу для Осви.

Мы похоронили его под ивами, по традициям гаэлов, с оружием и в доспехах, а над могилой сложили небольшой холмик из камней. Осви ап Глаин не был первым человеком, которого я хоронил, и знал я его совсем немного, но почему-то именно этот момент врезался в мою память вместе со словами клятвы, что я дал ему.

Глава 27

«Всякий знает, что у людей благородных кровь имеет свойства иные, нежели у простолюдинов, в чьих жилах скорее чёрная желчь течёт. Среди таких свойств благородной крови отметить следует храбрость, гордость, страстность, живой ум и, самое главное, врожденное умение повелевать.»

— «Генеалогия и жизнеописание семьи Флавио, книга первая», Марцелл Амадо Флавио.

Следующим вечером, когда моим ужином стали полпинты воды и горсть разваренного зерна, я решил, что пора брать инициативу в свои руки.

Брианна сидела у костра и подсушивала мох, чтобы в следующий раз использовать его как растопку. В этот раз мы расположились в небольшой лощине, защищённой от ветра, а дым от костра оставался незаметным.

— Нам нужно выходить к людям, — сказал я, усаживаясь напротив.

Нас разделяло пламя костра, и в неровном пляшущем свете её лицо казалось застывшей восковой маской. После похорон она не проронила ни слова. Вот и сейчас она проигнорировала меня.

— Ты меня вообще слышишь? — сказал я чуть громче, нагло уставившись на неё.