Зов ааори

– Они сделали железные брошки и залили бронзой? – догадался Плекс.

– Да, так и есть… – я перевернул подделку и уставился на белый кружок на другой стороне.

Что это было, я сразу не понял, но Плекс подсказал:

– Сколько я их сожрал, чтобы мудрость увидеть, а вот до такого не додумался…

Это была распиленная горошина из твари или нежити – точнее, половинка горошины. Внутри горошина была нетвёрдая – скорее, упругая. Надавив на середину, я почувствовал, как она нагревается под пальцем.

– Вторая половина тоже сейчас нагрелась, – пояснил мне Ха-ран. – А если с боков сдавить, она холодная становится. Так и получается, что через «холодный-горячий» можно длинные сообщения передавать.

– Это как? – удивился Плекс.

– Они каждую букву своей последовательностью сдавливаний и нажатий обозначили… – предположил я и не ошибся.

– Да, и условные сигналы сделали… Чтобы с алфавитом не мучиться.

– Как я понимаю, о нашем войске и цели сборов ваши узнали таким же образом? – поинтересовался я.

– Да, так же… И у наших шпионов такая штука есть.

– Значит, мои чисты… – вздохнул я, вспомнив, что не скрывал от бойцов дальнейший план, когда мы уже добрались до крепости.

– Мои тоже! – кивнул Плекс. – У меня к этим вопросов больше нет… Пойду я… Ты как закончишь, найди меня!

– Договорились! – кивнул я и, дождавшись, когда лори скроется за дверью, спросил. – Как я понимаю, все броши парные. И сигнал можно передать только между двумя половинами горошины. Ха-ран, где броши ваших шпионов? Они сигнализируют напрямую вашему командованию?

– Нет– нет! – ответил Ха-ран. – Броши для связи с нашими шпионами были у Ла-рата. А он уже докладывал командованию…

– А как вы должны были передать ему, что у вас всё получилось? – спросил я, внимательно следя, чтобы Ха-ран не соврал. По эмоциям это было определить сложно, но возможно.

– Брошь Бобра… – ответил он. – С её помощью можно было отбить сообщение.

– И какое же? – спросил я.

– Горячий – холодный – горячий… – соврал он. Я это нутром почуял: его эмоции были слишком сильными.

– Ха-ран, тебе что, ребёр не жалко? – поинтересовался я в ответ.