Список опасных профессий

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо. — Он внезапно успокоился. — Сан Сергеич, может, действительно, пусть Ритка одна с Макаровой поговорит? Заведет нежную девичью дружбу, глядишь, и узнает что интересное.

— Тогда ты, чтобы время не терять, загляни к Паршиной, спроси, почему она в банк не поехала. А потом прокатись по сотрудникам «Гефеста», по адресам. Пусть еще раз, по минутам, все вспомнят. Главное — кто вызвал полицию? Вообще кто перед убийством Паршина звонил по телефону? Кто хотя бы рядом с телефоном стоял?

— Слушаюсь. — Гошка встал и хлопнул меня по плечу: — Кому сидим, Маргарита, поехали!

Какая все-таки пластичная психика у моего напарника! Пять минут назад бушевал и сердился, чуть ли не молниями швырялся. Но гроза закончилась, и к нему тут же вернулись привычные спокойствие и жизнерадостность. Или Тошкино шумное возмущение было всего лишь маленьким спектаклем, разыгранным для того, чтобы я не расслаблялась? Как Ниночка говорит: «Чтобы служба медом не казалась»? Вполне возможно. В таком случае, цели своей он достиг — о том, что необходимо быть осмотрительной и осторожной, я запомнила.

* * *

В квартиру Макаровых меня впустил высокий сутулый мужчина в домашних брюках и свитере. Нина сказала, что мужу Наташи, Алексею, сорок восемь лет, но выглядел он на все шестьдесят — Алексей явно очень устал и давно не высыпался. Он молча кивнул на мое приветствие, подождал, пока я сниму куртку, и так же молча проводил в большую светлую комнату.

Сначала мне показалось, что это гостиная — возможно, раньше это и была именно гостиная, но сейчас в центре комнаты стояла большая кровать, застеленная розовым меховым покрывалом.

— Добрый вечер! — Слова застряли у меня в горле, и я неловко замерла. На кровати, откинувшись на подушки и прикрыв ноги пушистым пледом, сидела очень бледная и очень худая женщина. Яркий шелковый халат, глаза и губы аккуратно подкрашены, пышные светлые волосы эффектно распущены по плечам, но с первого взгляда ясно, что, в отличие от мужа, который всего лишь смертельно устал, она смертельно больна. Наташа (про себя я сразу стала называть ее не по имени-отчеству, а просто Наташей — так, как нравилось Илье Алябьеву) сочувственно улыбнулась мне:

— Жутковатое зрелище, да? Но вы не пугайтесь, прямо сейчас я не умру. Вы ведь Рита, это вы мне звонили? Проходите, садитесь в кресло. — Она повернула голову к мужу и легко засмеялась: — Видишь, Алеша, новый халат не спасает положения. Он такой красивый, — костлявая ладонь легко погладила яркий шелк, — что только подчеркивает мой ужасный вид.

Я сделала пару шагов и плюхнулась в указанное кресло. Кашлянула неловко и попыталась объяснить:

— Нет, Наталья Викторовна, я ничего такого не имела в виду. Просто по телефону у вас голос такой веселый, не подумаешь…

Ох! И я еще говорю, что это Гошка у нас чемпион по бестактности! А что тогда сказать обо мне? Я снова кашлянула и попыталась безмятежно улыбнуться.

— Халат действительно нарядный и очень вам идет. И волосы у вас красивые.

— Парик, — отмахнулась Наташа. — А под ним у меня лысина. Это после химиотерапии. И зачем я, дура, согласилась ее делать? Толку все равно никакого. Впрочем, вы ведь не обо мне хотели поговорить. Алеша, — снова улыбнулась она мужу, — мы тут посекретничаем немного, а ты сделай, пожалуйста, чая. На улице холодно, Рита наверняка замерзла, пока добралась. И я с удовольствием выпью.

Я вовсе не замерзла, в машине у меня прекрасно работает печка, но отказываться не стала.

Конечно, я не собираюсь копаться в подробностях личных отношений десятилетней давности, но тема разговора — Илья Алябьев — довольно скользкая, и Наташа совершенно права, что просит мужа уйти.

— Значит, вы хотите знать про Илюшу, — улыбнулась она, когда дверь закрылась. — Это хорошо, мне приятно поговорить о нем. Илюша был такой человек… чудесный. В нем все было, о чем только женщина может мечтать: верность, надежность, благородство необычайное, и внутреннее, и внешнее. Когда он был рядом, я чувствовала себя королевой. И мы любили друг друга, но знаете, в любви ведь равенства не бывает. Как говорят — один любит, другой позволяет себя любить. Илюша любил, а я… нет, я тоже его любила, но, наверное, как-то не так. Недостаточно. Я ведь не дождалась, пока он училище закончит, замуж вышла. И не так уж я в своего мужа влюблена была, просто захотелось устроенности, уверенности в завтрашнем дне. Времена тогда были смутные, а Алеша хороший человек, очень хороший и любит меня сильно. — Наталья негромко засмеялась. — Вот видите, опять: он меня любит, а я позволяю. Наверное, не умею я любить по-настоящему, за это меня Бог и наказывает. Но Илюша — это самое светлое, что было в моей жизни. Я ведь, было время, даже колебалась, думала о разводе.

— Когда он из армии демобилизовался?

— Да. Он вернулся домой и, представляете, на следующий день уже встретил меня после работы. Хотя мы с мужем к тому времени уже в эту квартиру переехали, и работу я сменила. Конечно, я не устояла, хотя очень все непросто было, и перед мужем стыдно. Илюша очень хотел, чтобы я ушла к нему, настаивал, потом просто потребовал, чтобы я приняла решение. А я… вы понимаете?

— Понимаю. — Я сама удивилась, насколько сочувственно это прозвучало. — Вы испугались.