Черный ход

Пуля из кольта… Да-да, скачущая лошадь с близкого расстояния. Эта проклятая лошадь, которую надо остановить, преследует Рут по пятам с того дня, когда дядя Том впервые рассказал племяннице о несчастной кобыле. Гром ее копыт отдается в ушах, а может, это всего лишь толчки крови. Расстояние от балкона до бочки, за которой укрылся Джефферсон, примерно такое же, какое было от мисс Шиммер до крыши, на которой сидел в засаде покойный Красавчик Дэйв. Только сейчас все наоборот: Рут на крыше, а ее мишень – на твердой земле, нет, на дощатом полу веранды. Обычно Рут попадает туда, куда целится, даже если не слишком целится. Вот и сейчас пуля (лошадь, гори огнем!) ударяет в револьвер Джефферсона, в рукоять с накладками из слоновой кости.

В рукоять, которую сжимают пальцы Джеферсона – слишком длинные, слишком тонкие, словно взятые напрокат у другого человека.

Пальцев у хозяина Коул-Хоул становится меньше. Часть их взлетает в воздух вместе с револьвером. Джефферсон ревет так, что перекрывает гвалт и пальбу. Забывшись от боли, он встает во весь рост: раненый гризли, готовый рвать и метать.

– Эта бешеная баба! Ее наняли Сазерленды!

Легче легкого пристрелить его, не откладывая благое дело на потом. Но Рут не понимает, зачем угольщику вздумалось целиться в нее. Когда Рут чего-то не понимает, она не спешит превратить живое в мертвое.

Мертвецы не отвечают на вопросы.

Вместо этого мисс Шиммер всаживает пару пуль в бочку, заставляя Джефферсона присесть. Из дыр течет вода, веранда делается скользкой. Какой-то стрелок летит вверх тормашками, проклиная свои новенькие сапоги с подошвами из бычьей кожи.

Рут тоже сыплет проклятьями, но уже в свой адрес. Последние две пули были лишними, черт бы их побрал, теперь по балкону стреляют отовсюду. Помощники шерифа, люди Джефферсона, Сазерленды, добровольцы – все, кто внизу, ничего не поняли, кроме главного: по нам палят сверху, кто-то уже пострадал, слышите, как орет, а мы сейчас как на ладони.

– Возьми за руку своего дружка,Возьми его прямо сейчас…

Дружки́ сорок пятого и тридцать восьмого, длинноствольные приятели сорок четвертого, сорок шестого и даже пятидесятого калибра, каждый стоимостью от одиннадцати до девятнадцати честных долларов за ствол – всю эту огнестрельную компанию взяли за руку, рукоять, ружейное ложе, взяли прямо сейчас и палят без разбору. Хорошо еще, балконом заняты не все, кое-кто продолжает поливать свинцом площадь, контору, салун.

– Прячьтесь!

Рут хватает за шкирку ополоумевшего Пирса. Она не знает, почему тахтон, сидящий в отчиме, застыл на месте, когда пули откалывают щепки от перил, разносят вдребезги оконные стекла и выбивают из стены облачка кирпичной крошки. Погибни один тахтон, свались вниз хладным трупом, и мисс Шиммер пальцем не пошевелила бы ради его спасения. Но тело имеет ценность, оно еще может пригодиться истинной душе Бенджамена Пирса. Во всяком случае, Рут надеется на это – и тащит, волочит тяжелое, как мешок угля, тело через балконную дверь в кабинет.

Мэра тащить не надо, мэр смылся первым.

– Ложись!

Это лишнее. Пули, пущенные снизу, в кабинет не залетают. Но пусть лежат – мэр за плюшевым диваном, Пирс под массивным столом, Рут – на полу за портьерой. Пряча револьвер в кобуру, слушая, как на улице гремят выстрелы и стрекочут пули, пытаясь улечься поудобнее, Рут Шиммер узнаёт, почему Вильям Джефферсон стрелял в нее.

Ну да, конечно. Ничего удивительного.

5

Рут Шиммер по прозвищу Шеф

(прошлой ночью и четырнадцать лет назад)

Все складывается воедино.

Седло вместо головы. Губная гармошка. Лодочник на реках Огайо. Опасный взгляд угольщика. Пастор, труп Красавчика Дэйва. Безумный коктейль обретает вкус и крепость.