Выглядывать из окна Дрекстон не спешит.
– Именем закона! Никому не стрелять!
Полностью противореча собственному требованию, шериф дважды палит из револьвера в воздух, высунув наружу одну лишь руку со «Смит-Вессоном». Кто-то не медлит с ответом, в распахнутом окне конторы вылетает стекло. Рука закона поспешно исчезает.
Кто стрелял? А, Джефферсон.
Медведем в берлоге он ворочается за бочкой. Смещается к перилам, поднимает револьвер – девятизарядный монстр-двухствольник, детище француза-эмигранта Ле Ма[43]. Теперь бочка полностью скрывает Джефферсона от МакИнтайров, сидящих за тележкой зеленщика. Впрочем, Джефферсон их тоже не видит. В кого это он стрелять собрался? Зачем ствол так задрал? На ангела охотится?!
Черт возьми, сэр! Балкон мэрии – вот что держит на прицеле Вильям Джефферсон. Кого он вздумал прикончить? Мэра? Саквояжника?! Господи, да он же…
Осевой ствол. Шестьдесят шестой калибр. Картечь…
– Берегитесь, мисс Шиммер!
Джош орет во все горло. Отчаянно размахивает руками:
– Берегитесь!
Его не слышат. Зато он прекрасно слышит, как гремит выстрел.
4
Словно что-то толкает ее под руку.
Револьвер сам выпрыгивает из кобуры. Тяжелый «Миротворец» – два с половиной фунта смерти, начиненной свинцом – кажется Рут легче пушинки. На «Молнию» с ее несчастьями нет ни времени, ни возможности. Достаточно, учил дядя Том, чтобы последствия от заряда, выпущенного из шансера, припоздали на долю секунды, и вот уже шансфайтер любуется своей меткостью с того света, надвинув нимб на самые брови.
«Хочешь жить? Помни об этом, девочка моя.»
Но даже будь у Рут и время, и возможность, и гарантия успеха, заверенная Конгрессом в полном составе, она все равно не рискнула бы сделать выстрел из «Молнии». Все эти минуты, наполненные едкой вонью порохового дыма, запахом мужского и конского пота, топотом копыт и грязной бранью, мисс Шиммер не покидает странное, можно сказать, болезненное ощущение. Кажется, что она и все, кто вокруг, стали мишенью, единым существом, размеченным на зоны удачи и неудачи, и шансфайтер-невидимка всаживает в яблочко один призрак восковой пули за другим.
Рут боится добавить к этим несчастьям свою лепту. Одна мысль о выстреле из шансера приводит ее в ужас.
Ствол, направленный на нее Джефферсоном, она чувствует так, словно дуло ткнулось ей под ребра. Думать о причинах, толкнувших медведя в шинели на этот безумный, этот бессмысленный поступок, значит позволить ему выстрелить. Думать нельзя, доискиваться нельзя. Сначала был взгляд, буравивший ей грудь, теперь взгляд стал прицелом. Еще миг, и он станет пулей.
Рут стреляет первой.