Спарк-дилера, отправившегося заключать сделки с индейцами, мисс Шиммер сопровождает не впервые. Трижды она ездила сама, без иных шансфайтеров; один раз, первый – с дядей Томом. Все сделки прошли спокойно, без проблем. Последняя заставила слегка поволноваться – дюжина молодых сиу, чьи сердца горели огнем безмозглой дерзости, догнала агента на обратном пути. Скупленные искры их не интересовали, в отличие от лошадей, денег, одежды и оружия.
«Три проклятия, – сказала Рут, кладя ладонь на рукоять шансера. – Три увесистых, долговременных проклятия, черных как ночь. Ты, ты и ты. Проверим, кто быстрее?»
Она надеялась, что раскрашенные как черти юнцы знают английский, а если не знают, то умеют читать по лицам. Лицо Рут сейчас могло служить аллегорией натурального стопроцентного проклятия, хоть пробу ставь. Индейцы, как было известно ей от дяди Тома, равнодушно относились к несчастным случаям, философски – к несчастьям и черным полосам, но проклятья вселяли ужас в их дикие души. Добыча и даже свежие скальпы у пояса не стоили беды с глазами из бледного льда, которая станет твоей тенью и будет ходить за твоей спиной – день за днем, год за годом, пока ты сам не проклянешь день, когда напал на бледнолицего.
Дело кончилось миром. Миром и десятью пачками табака: агент оказался толковым, запасливым.
Возила она спарк-дилеров и к китайцам, что неизменно производило на Рут самое гнетущее впечатление. Китайцы, большей частью выходцы из провинции Гуандун, продавали искры, не создавая проблем, целыми поселениями. К ним можно было приезжать без оружия. Строители железных дорог, шахтеры или работники каменоломен, они выстраивались в очередь, ставили на контрактах подпись в виде заковыристых иероглифов – и отходили в сторону, уступая место другим желтым муравьям. Делали они это с видом людей, понимающих, что творят зло, но не имеющих выбора – покорно, безропотно, со скучной обреченностью.
Так, наверное, они продавали бы спички и керосин поджигателю их собственного дома, зная, что тот не преминет воспользоваться скупленным добром.
Рут списывала это на ужасы, какие китайцам довелось пережить на родине, прежде чем они добрались до Нового Света. Если кошмар, о котором болтали в салунах, был правдой хотя бы на треть, китайцы должны были выходить из трюмов пароходов полными и окончательными безумцами.
– Будь начеку, – повторяет Пирс.
Кажется, он нервничает.
Возле типи они спешиваются. Отдают поводья набежавшим подросткам, демонстративно не смотрят, куда парни уводят лошадей. Ждут, пока принесут еще циновки; дождавшись, садятся, скрещивают ноги. Вернее, садятся только Пирс и молодой стрелок. Рут с Красавчиком Дэйвом остаются на ногах.
Стрелок начинает говорить. Рут не понимает ни слова, зато индейцы довольны. Вождь степенно кивает, старейшина делает миролюбивый жест. Шаман неподвижен: ни приязни, ни враждебности. Становится ясно, зачем Пирс взял с собой молодого стрелка. Нет, не ясно: Пирс произносит длинную фразу, чей смысл темен для Рут, но ясен Горбатому Бизону.
Рут удивлена. Отчим, оказывается, не нуждается в переводчике.
Зачем ему стрелок? Взял бы кого-то с опытом… Мелочи. Пустяки. Они не складываются вместе, тревожат, беспокоят. Пирс замолкает, нить беседы подхватывает стрелок. Теперь Пирс говорит по-английски, стрелок переводит. У Рут складывается впечатление, что отчим опасается долго говорить на наречии шошонов – выказал знание языка в знак уважения, и хватит. Не будь здесь шамана, думает она… И одергивает сама себя: шаман? Что за глупости? С чего бы отчиму бояться произнести лишнее шошонское словечко в присутствии человека с амулетом и посохом?!
Хватит.
Не лезь не в свое дело, крошка.
Властным жестом вождь приказывает стрелку замолчать. В жесте нет враждебности, нет и желания прекратить переговоры. Горбатый Бизон смотрит на шамана, шаман еле заметно кивает. Взгляд шамана буравит Рут. Зачем
Неужели шаману приспичило?!
Второй жест вождя велит стрелку встать и отойти в сторону. Рут сперва не понимает, что происходит, а когда понимает, ее удивлению нет предела.
Мисс Шиммер приглашают занять место стрелка на циновке.
Зачем? С какой целью?
ebooksa