Было бы странно ожидать от моего везения спокойного плавания. За чудо можно было принимать даже факт, что никогда не замерзающее Серое море и на этот год не покрылось толстым слоем льда. С сильными магами всегда так. В нашей жизни крайне велика вероятность исключительных происшествий. Так что меня не удивило, что уже на третий день пути некто углядел гружёный шрай-ханский торговый корабль. Кто именно оказался таким глазастым, я сам, правда, не узрел, ибо вышел из каюты только на шум царящего вокруг ажиотажа. Пираты уже вовсю либо проверяли остроту оружия, либо наносили на лицо краски, либо надевали устрашающие шлемы и маски, либо, подчиняясь приказам, делали всё возможное, чтобы нагнать торговое судно.
— Какая удача! — донёсся до меня возглас Бавальта. — В такое время года эти теплолюбивые свиньи обычно нежат свои животы на суше!
Полноценно разделить восторг капитана и его команды я не мог. Предстоящий разбой мог запросто превратиться в гибельное мероприятие, а меня ждали лучшие годы изучения аномалий сего мира. Будущее магической науки стояло под серьёзной угрозой, ведь ни один из членов экипажа (мимо меня как раз прошмыгнуло чьё-то кривляющееся тупое лицо) не походил на рассудительного человека, способного пожертвовать своей жизнью ради моей. Так что, чтобы иметь возможность полноценно оценивать риск, я остался на палубе, но отошёл в сторонку, чтобы меня случайно не сшибли с ног.
Нагнать корабль получилось очень быстро. Хуже оказалось то, что он был вооружён передовым средством военных технологий этого мира — мобильными метельными орудиями. Они смотрелись воистину миниатюрными по сравнению с громоздкими предшественниками, но были не менее мощными. Однако их оказалось немного, и больше пользы они бы принесли, если бы как пушки закреплялись по обеим сторонам борта. Но инженеры-кораблестроители пока не додумались до такого, а потому команды по шесть человек на соседнем судне то везли, то вертели устройства или же, прилагая немалые усилия, старались удержать их на одном месте, чтобы не сбить прицел. И всё же шрай‑ханцам с лёгкостью удалось нанести пару впечатляющих ударов. Щепки от «Вьюги» полетели во все стороны. И пусть повреждения сами по себе оказались не значительными по сравнению с тем, что могли были быть, выпущенные каменные снаряды заставили Буревестника грязно выругаться да действовать на порядок осторожнее. Отпускать добычу он не собирался, предвкушая богатый куш.
…Но, увы, к борьбе с таким вооружением капитан не был привычен, а потому совершал ошибки одну за другой.
— Лево руля! — закричал во всю глотку Бавальт.
Наверное, только я и понял, что эта команда верный шаг к потоплению, ибо мысленно составил траекторию следующего удара противника. Логическое предвидение меня расстроило. А потому, даже не подумав о том, что же я делаю, я быстрым шагом дошёл до рулевого колеса, резко врезал ногой по животу моряка, стоящего за ним, и со всех сил крутанул руль в другую сторону. Корабль сильно накренило, часть команды не удержалась на ногах, но зато и первый, и второй снаряды пролетели в стороне. Благодарностей, однако, не последовало. Поднявшийся рулевой грозно ощерился и вытащил из-за широкого тканого пояса длинный изогнутый нож с зазубринами.
— Да иди ты к лешему! — неистово обиделся я, будучи совершенно не готовым к дуэли, и снова крутанул руль.
Если бы я не держался за колесо, то, наверное, тоже бы упал, как и многие остальные. И всё же моя нелепая выходка принесла свои плоды. Торговый корабль, рассчитывающий на совсем иную тактику, удачно повернулся боком, и быстрая «Вьюга» буквально-таки проскользнула к его борту.
— На абордаж! — мгновенно уловив изменившееся положение дел, приказал Бавальт и, шустро встав на ноги, подал команде личный пример.
В сторону торгового корабля полетели крюки с верёвками дабы притянуть его ближе. И вскоре пираты, как жадные муравьи или дерзкие крысы, живой рекой потекли на соседнее судно.
— Убью, падлу! — услышал я гневный восклик рулевого и вспомнил, что так и не избавился от чудовищеподобного типа, что вчера с лёгкостью сломал хребет проявившему нерадивость матросу так, словно остов скелета был хрупкой сухой макарониной.
Великая Тьма!
И как же мне спастись-то?!
Крутить руль по новой было уже бесполезно, а вход в каюты перегородили свалившиеся ящики, отчего-то вытащенные накануне из трюма наружу. Оставалось только одно — бежать.
— На абордаж! — громко поддержал я довольные крики вокруг, затем вытащил небольшой нож (меч остался в каюте) и со всех ног помчался в спасительную передовую.
Грохот сапог за моей спиной подстёгивал ритм. Так что через оба борта я буквально‑таки перелетел. Даже на миг засомневался, был ли это самосохранительный порыв тела или же удалось каким-то образом применить левитацию. Но события не дали времени поразмышлять. Возле меня зазвенели клинки, и я, пригибаясь, юркнул подальше от того места, где был. Очень удачно! Моряк, преследующий меня, не смог повторить манёвр и оказался втянут в драку. И всё же, не успел я выдохнуть спокойно, как и сам стал вынужден вступить в бой.
Моим противником оказался мужчина зрелых лет в богатой и опрятной, пусть и уже запачканной кровью, одежде. Он удивлённо глянул сначала на мой скромный нож, а затем, ещё более изумлённо, на меня самого. И его интерес оказался взаимным.
Столь близко шрай-ханца я видел впервые, но сразу оказался вынужден признать, что рыжий разбойник Ашер некогда мог верно рассудить о моих предках. Действительно, будь моя кожа не просто смуглее обычного, а столь же насыщенно золотисто-коричневой, или же если бы глаза оказались карими или чёрными, то моё происхождение было бы более однозначным. При любом удобном случае я смог бы смело заявлять, что происходил из Шрай-Хана. Но это было не так. Генетика одарила меня своеобразной внешностью, вобравшей в себя черты крайне разных народов. И любой житель Амейриса, Юрвенлэнда, Диграстана, Цурканды, Ингшварда или какой иной близлежащей страны сразу понимал, что я чужак среди них, а то, как и Ашер, мысленно ставил на мне клеймо сына некой блудной девицы.
Обычно меня подобное отношение других ко мне не занимало, так как я нигде не задерживался. К любому путнику завсегда же и принято относиться настороженно и отчуждённо… Но от того, что, глядя на меня, мой противник скривился так, как будто у него во рту вдруг оказалась кислая долька лимона, я отчего-то разъярился не на шутку! Глаза сами собой гневно прищурились. Зубы сжались. Язык изнутри облизал их, словно требовал наполнить рот чужой кровью.