В общем, вы, наверное, поняли — заняться мне было нечем.
Увы, но кроме изучения любой ерунды я не придумал ничего интересного. В этом тоскливом селении даже детей называли однообразно. Все три новорождённых мальчика получили одно и тоже имя — Ербойль.
А вот Данрада скука ни капельки не затронула. Не зря я начал писать именно с того, что изучил новые приёмы. Главарь, увидев ритуал посвящения мальчиков в мужи, задумчиво почесал бороду и решил с нас тоже три кожи содрать для повышения выносливости. Разве что Элдри не трогал. Но ей всё равно от меня доставалось. Пусть я и предпочитал быть один, но принципиально не любил страдать в одиночку. Местные на наши тренировки сначала с усмешкой косились, но затем сами предложили дружеские кулачные бои и поединки на оружии.
Арнео трижды куда-то уходил на несколько дней, но возвращался. Он регулярно пел вечерами. Иногда провоцировал и меня подпевать ему. На провокации я не особо поддавался, и всё же, когда Элдри настаивала, деваться было некуда. Однако, в отличие от неё, я всё равно не стремился бывать в обществе хранителя мира, хотя мы действительно часто играли в настольные игры, в большинстве своём в этом мире никак не известные. Причина моего отторжения была проста. Дело в том, что Арнео, увидев во мне достойного слушателя, с энтузиазмом рассказывал все новости междумирья, что он только узнавал, а я так и не осмеливался сказать ему, чтобы он заткнулся. И терпел, хотя для меня это выглядело также, как если бы великосветский вельможа делился самыми свежими и сочными сплетнями королевского двора с сосланным в глубинку свергнутым монархом.
Так прошли два месяца. Стая сидела на одном месте, ибо ждала конунга конунгов Гретхорна, которого я мысленно прозвал Завоевателем. Самого его мне, правда, увидеть довелось только издалека. Но воины и кланы, стекающиеся к городу Льёгвара, вдруг стали приходить десятками и даже сотнями. Похоже назревала действительно масштабная бойня. Варвары севера желали новых земель. Земель плодородных. Их стало слишком много, чтобы скудная родина смогла прокормить все рты.
…Если лазутчики Диграстана ещё не знали о готовящемся, то эта страна потеряла бы не менее половины своего населения и все северные земли.
— Надо было Драконоборцу соглашаться на моё предложение идти к Вратам Изригтона, — с грустью вздохнул как-то Арнео за нашей игрой. — Не сможешь переубедить его?
— Нет. Победно прошагать прямиком до Старкании… В этом же весь Холща!
— Не будет победы, Морьяр, — шепнул он мне. — Бери Элдри и уходи к Вратам. Я даже могу немного вас проводить.
— Может, победы и не будет, — пожал я плечами, — но такая армия не сможет не войти также глубоко, как стилет в тело. И этого Стае будет достаточно. Холща очень хороший стратег, и не дело мне бросать его сейчас. Мы вихрем пронесёмся на юг и продолжим свой путь.
— Очень хороший стратег? Лучше тебя? — ехидно произнёс бог. — Откуда в тебе родились такие признания, мальчик мой? С чего бы это тебе, самому тебе, кого-то там не бросать, если иное удобнее?!
— Я не мальчик и не твой! Сколько можно твердить?
— Хоть в чём-то ты остался прежним, волосатая образина, — усмехнулся Арнео, намекая на мои длинные волосы, собранные в хвост. — Но лучше бы ты не менялся так быстро. Во всяком случае, ты выбрал не самое лучшее место и время для проявления верности и…
Он замолк, потому что к нам подошли. Мужчин заинтересовали карты, но, понаблюдав немного за игрой, они разочарованные ушли. Тогда Арнео, глянув им вослед, вдруг сдался, хотя выигрывал, и сказал:
— Я не могу допустить, чтобы Диграстан пал… Клянусь всем на свете! Я бы сам поддержал Гретхорна, выбери он иное время! Время или место. Но назревает серьёзный союз, в котором граф Ян Веррил играет ключевую роль. Если он утратит своё положение или станет вынужден поднимать из праха хозяйство, то всё развалится на корню!
— Что за союз?
— Союз против Ордена и Амейриса… Можешь так на меня не смотреть. Да-да, я понимаю, во что ввязываюсь, а потому действую чужими руками. И эти руки станут осадным щитом супротив твоего жалкого стилета.
— Чужими руками? Ты уверен, что Тьма примет такое оправдание?
— Чем дальше, тем больше мне становится всё равно. Уж слишком эта наглая Тьма желает управлять мною. Да и ты бы только видел, во что Орден превратил мой славный Амейрис!
— Я прекрасно могу себе это представить и, поверь, тоже крайне недоволен.