Ихневмон подозревал, что Арб – это такое же прозвище, как и у него. Но настоящего имени Арба не помнил никто. Наверное, оно было, как у Ихневмона, – самое обыкновенное.
Кифары нигде не было видно. Она хранилась где-то внутри заброшенного святилища. Хотя – можно ли считать святилище заброшенным, если в нём кто-то живёт?
Ихневмон не успел додумать мысль до конца. Гигантский барсук открыл один глаз и посмотрел на пришельца.
– Приветствую вас, мудрый Арб, – произнёс Ихневмон, – Городу грозит война, а жители заняты распрями. Я ушёл из города, чтобы стать отшельником. Пожалуйста, учите меня.
Арб прикрыл глаз. Потом ударил хвостом.
Ихневмон ждал. Но ничего не происходило. Интересно, что с ним? Опять шаманил, или просто толком не проснулся?
Со стороны города долетело эхо волчьего воя.
Ихневмон подумал ещё и понял, чего от него ждут.
– Я думал, что всё будет по-другому, – продолжил он, – Но эти, в совете, только грызнёй заняты. Но что толку от их грызни?
Арб открыл глаза и смотрел с интересом.
– Ну будет у одного двадцать клиентов, а у другого сорок. Что это поменяет? Всё равно место в совете одно, две скамейке никому не поставят. У нас в городе демократический строй. Начнёшь слишком много скамеечек занимать – сразу устроят острактизм и черепков накидают. А мне какое дело, вот скажите? Я вот и так знаю, что у меня такой скамейки никогда не будет. Разве что агораномом, в самом низу, под ногами. Но я туда не стремлюсь, да и кто меня пустит…
Арб смотрел.
– Простите. Сам знаю, не важно, что я там думаю… Я о том, что скоро война. Говорят, царь Палак, или ещё какой-нибудь царь, собирается воевать с городом. И почтенный Евдокс в этом тоже уверен. И что вы думаете, они забыли распри? Нет! Каменщики и горшечники чинят стены. А хозяева виноградинков науськивают клиентов друг на друга! Мои друзья в этом замешаны, теперь не отмоются, – на этом месте Ихневмону стало горько от слёз, – Вы понимаете?
Арб поднялся и потрусил за холм. Ихневмон зашагал следом, но остановился около погасшего очага.
Арб никуда его не приглашал. Просто он, как принято у городских жителей, скрывался для метаморфозы.
И вот отшельник вернулся обратно, уже на двух ногах, и в сложенной пополам хламиде. Он был моложе, чем запоминался, лет тридцати пяти, и не очень высокий, всего на голову выше не по годам длинного Ихневмона. Глаза бросали довольные искорки, а разметавшиеся волосы были по прежнему двухцветные, чёрные с белой полоской.
Арбантропов определяли ещё в детстве по этой “барсучьей метке”. И без того редкие, они не у всех народов доживали до первой метаморфозы.
– Повтори, – попросил Арб, – Что у нас – мир или война?
– Война. Прямо как вы пели.
– Я не пел, я утверждал. В пении пускай певцы состязаются.