Глазами волка

– Следи за своим языком, мелкая! – кричал он. – Какая разница, куда и как я мочился? Ты что – не видишь, что меня больше здесь нет?!

– Вот ты – как тот сармат, пусть ещё и не женатый, – пояснил Ихневмон, – Думаешь, что если уберёшься из города, тебя тут немедленно забудут. Не забудут! И мятеж припомнят, и всё остальное. Гераклу до самой смерти не простили его безумие, сколько подвигов он не совершил. А вам, волкам, тем более ничего не простят. Слышал наверное, что нельзя с волками и медведями заключать мира?

Глава 18. Как Лик оторвал себе голову

56

Изгнанники шли через дикие горы Таврии.

Тропа извивалась, словно пойманная змея. Иногда она пропадала и им приходилось продираться через кустарники и карабкаться, хватаясь за нагретые солнцем камни.

Лето всё ближе. Над безлюдными горами трепетало марево. Кривые корни крошили белые, как кости, скалы. И невидимое море шумало за отрогами острых хребтов.

Горный ветер и тяжёлый жар солнца беспощадно сдирали с изгнанников городской лоск. Почти все шагали в волчьем виде. Так легче охотиться на сусликов и хорьков, разгрызать их жёсткое мясо и спать на голой земле. Все уставали страшно, сил на метаморфозы не оставалось.

Только Лик, Маэс и дежурные по обозу оставались в человеческом облике. Здесь без городских теней, жар колючего солнца не позволяли ни раздеться, ни одеться – так и ехали, без нижних рубах, обернувшись задубевшими дорожными плащи. Тощие быки боязно косятся на серых спутников, но всё равно тянут обоз. Видимо, они догадываются, что волки – не совсем настоящие.

Они устроили привал возле скального обломка, похожего на плавник исполинской акулы. Внизу – тощая долина, тоненькая лента ручья сверкает на полуденном солнце, словно лезвие стального кинжала.

Телеги поставили вокруг костра, чтобы получилось простейшая крепость. Волки набились внутрь и разлеглись, навострив уши. Теперь Лик и Маэс могли обозреть своё воинство – может и не грозное, но вполне опасное.

Никто не говорил, но все понимали – летом легче выжить, и войны тоже начинаются летом. Скифская кровь бурлила в сердцах и щипала горло. Каждый изгнанник понимал, что что он хочет войны – но пока к ней не готов.

Маэс сначала посмотрел в долину, потом на другую сторону. Он по прежнему не видел места для волчьего города.

Сами боги создали Таврийские горы словно в насмешку над человеческими притязаниями.

Вся степь знает, что проще добраться от Новой столицы до пределов Гипербореи, где свернувшееся моря и вечная ночь, чем пройти от неё же на юг, через Таврийские горы к морю.

Гаваней здесь мало. Туда легче попасть с моря, чем с суши. Есть несколько больших и удобных, в открытых долинах, туда ведут удобные дороги. Но в этих уже стоят высокие стены Херсонеса, Калиены и Пантикапея. Приблудным волкам там не рады. А кроме этих бухт, по всему побережью – скалы, скалы и скалы.

Между тем в животах словно камни поворачиваются. Все уже привыкли пусть к бросовой, но городской пище. И все хотят рыбы. Но к солёной воде не подойти. Там, за хребтом, высокие скалы обрываются в море. Волны пенятся и облизывают бесплодные россыпи гальки и валунов.

День за днём изгнанники плутают между степью и морем, мимо складчатых белых скал и головокружительные обрывы. Где-то здесь есть деревеньки народа тавров, но им пока не встретилась ни одна. Наверное, это к лучшему.

Тавры – тоже скифского рода, их наречие похоже на говоры южных пастбищ. Но жизнь на бесплодных кручах слишком высушила и закалила это племя. В маленьких деревушках, что притаились среди топких зелёных долин, едят рыбу с козьим сыром и презирают спокойную жизнь горожан.

Обычный скиф – мирный скотовод, пока не упьётся мёдом или не найдёт повод для набега. А тавр постоянно воюет, это стало его привычкой. Если не нужно прятаться, и не на кого нападать, деревни воюют друг с другом.

К счастью для степных, царских скифов, у тавров плохо с оружием. Цари Метории под страхом смерти запретили продавать им руду из пантикапейских рудников, а на гирканские мечи нет денег. Но пиратствовать у берегов и грабить на Рыбной и Новой Дорогах можно и с деревянным оружием.