За столом воцарилась тишина. Евдокс отхлебнул из чаши, подумал и осведомился:
– А мне послужить ты не хочешь?
– Если надо, послужу, – ответил Лик, – Служба – обязанность воина. Но я бы лучше послужил городу. Негоже вас стеснять. Я юный, сильный. Зачем отбирать хлеб и воду у ваших рабов. Пусть меня кормит город!
– Нанять на городскую службу может только народное собрание, – сказал Евдокс, – Даже если ты хочешь быть простым всадником.
– Я не прошу коня! У меня и так есть лапы!
– Лик, – Маэс дотронулся до его руки, – Не надо про коня. Эти люди не знают скифских обычаев.
– Да что про коня! Я про службу. Неужели вам не нужны солдаты? Война же скоро! Кто-то должен на ней погибнуть вместо вас, мирных жителей!
– Хороший силлогизм, – хозяину подали кувшин с оливковым маслом, – А что за война?
– Враги будут осаждать Херсонес. Как в трагедии, которую мы видели. Кстати, Маэс тоже думает, что война будет. Только он считает, что с меотийцами, а я – что со скифами. Но это можно и совместить.
– Надеюсь, – сказал Евдокс, – вы не собираетесь начать эту войну сами.
– Да что тут говорить? – не выдержал Маэс. – Вам, всем вам, кто сидит за столом, всё и так ясно. Царь Меотии хочет захватить город. Царь скифов тоже хочет захватить город. А царь Понта хочет захватить всех. И его соглядатай сидит сейчас с нами за одним столом! Мы даже сейчас беспечны, нас можно ловить как кроликов! И это – позор! Херсонес – вольный город, и мы – свободные люди. Живём без царей, демократически! И мне здесь нравится. Никто не может мне приказать, я никому не должен кланятся. Это сокровище, которого нигде не найти – ни на севере, ни на востоке, ни за южным морем! И мы должны сберечь это сокровище. Не интересно слушать меня – хотя бы моего друга послушайте!
Теперь смотрели все. Но не на Маэса – на хозяина. И ждали его слов.
– Маэс! Ты – человек смелый, – произнёс Евдокс, – Очень смелый. Но помни – ты живёшь в чужом городе. Пусть тебя здесь и приняли – Херсонес всё равно чужой город. Даже нам, гераклейцам, непросто заниматься политикой. А ты – изгнанник, чужеземец, скиф. Говорю тебе, как сказал бы своему сыну – Маэс, будь осторожен. Не пытайся командовать гераклейцами, и, тем более, им советовать. Пока ты всех смешишь, тебе прощают. Но если начнётся война – тебе будет лучше помогать в порту, чем стоять на стене и тем более выступать на площади. Горек хлеб изгнанника. Я знаю, я ел. Но представь, что тебя изгоняют из осаждённого города, прямо в лапы врагу? Ты, как и все мы, уверен, что “суд черепков не для таких был выдуман” – а ведь битых горшков в городе много, а завистников ещё больше. Ты сейчас пьёшь вино, – а тебя заставят пить отвар цикуты.
Маэс задрожал. Его голубые глаза словно буравили патрона. Казалось, что он знает ответ, этот ответ его распирает. А ещё он знает, что произнести его нельзя.
Но Маэс не успел ничего сказать. Медная чаша с задорным звоном покатилась по столу, оставляя багровый след. Лик вскочил на скамью и прежде, чем рабы успели его опередить, схватил нож, которым резали запечёную курицу.
Он стоял, с ножом в трясущейся руке, и бешеным взглядом обводил собравшихся.
Все мигом замолкли. Понтиец даже отодвинулся от стола и начал поглаживать голый подбородок.
– Маэс! – крикнул Лик. – Брат Маэс! Слышишь ли ты меня?
– Слышу, – как можно тише ответил Маэс, – Лик, прекра…
Нож сверкнул в полуденном воздухе – и на стол закапала алая кровь. Лик отшвырнул нож, схватил чашу и сунул окровавленную руку в вино.