Восстание

— Теплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног.

«Бум-бум-бум» — раздались едва слышные выстрелы из снайперской винтовки.

Фелин начала счет мертвецам мигающей иконкой с цифрой три под надписью «Красная Звезда».

Посреди белого тумана от слезоточивого газа не было видно ничего вокруг, точно мы сидели на берегу парного озера по утру, где высокая влажность создает плотное белесое марево. И атмосфера была бы идиллической, если бы в это же время безостановочные громкие выстрелы не палили со всех сторон. Мы невидимы для солдат, в то время как Фелин рисовала нам силуэты противников в красно-оранжевых тонах тепловизора. Да, Падальщикам подарили воистину ужасающие возможности массового убийства, даже не задумавшись ни на секунду, что однажды эти идеальные машины-убийцы обернутся против создателя.

— Звездная пыль — на сапогах, — полушептала-полупела Ляха.

«Бум-бум-бум-бум»! Она наводила прицел точно и метко, быстро перемещаясь между мишенями, ликвидировав до десяти человек за пять секунд. Ляха всегда была нашим грозным глазом и планом «Зет», над которым мы никогда не имели власть. Только у Ляжки было право активировать тактику «Красной Звезды», потому что именно она становилась массовым убийцей — ярлык, который никто из нас не хотел на себя цеплять.

А мы продолжали защищать Красную Звезду, паля вдаль, ориентируясь подсказками Фелин.

— Мягкое кресло, клетчатый плед…

Уже «Четырнадцать» горело в углу мигающей иконки, обозначающей активацию режима Ольги.

— … не нажатый во время курок.

Ляха в стиле роботизированных автоматических боевых систем, или попросту пулеметные турели РАБС, установленные по внешнему периметру базы и отстреливающие зараженных, водила винтовкой по левому флангу, потом по правому, потом в центре, потом быстро перезаряжала магазин и снова возвращалась туда, куда ее посылала Фелин, высчитывающая мощь вражеской атаки.

— Солнечный день — в ослепительных снах!

Знаменитая песня Ляжки, перевод которой не все мы знали хорошо, но слова которой знали наизусть, всегда обозначала безопасность, точно мамина колыбельная. Тихий голос Ляжки напевал грустную мелодию, а русские слова добавляли драматизма — русский язык всегда казался мне набором магических заклинаний.

Ляжка пела не только для себя, как средство, успокаивающее нервы и дарящее концентрацию во время снайперского обстрела, она пела для всех Падальщиков, слушающих ее русский призыв воевать за свободу и остатки человечности в наших душах, она напоминала нам всем о тех живущих на базе матерях, отцах и детях, которые Генералитет решил возложить на жертвенный алтарь ради собственного выживания.

Ряды защитников Красной Звезды неуклонно редели, враги, пусть даже слепые в белом тумане, отслеживали нас по ярким искрам разрезающих воздух пуль, пущенных из разгоряченных дул. Но никто не смел обнажить Красную Звезду, тут же прикрывая ее собственной грудью в образовавшейся бреши.

Иконка уже мигала цифрами сорок три и заставляла верить в победу все реже звучавшими автоматными очередями со стороны противников. Нет, нам не победить сегодня, но если нам удастся устроить передышку хотя бы на пять минут, мы выиграем драгоценное время для наших ребят внутри Зон.

И вдруг противник затих.

Истерзанное громкими звуками, хлопками ухо не сразу обратило внимание мозга на этот внезапно появившийся неестественный факт: тишину посреди поля боя. Мы рефлекторно продолжали стрелять туда, где еще секунду назад видели врагов, и лишь спустя мгновение поняли, что бойцы вдруг резко исчезли из виду, прекратив обстреливать нас. Нет, они не были мертвы, они все затаились за баррикадами, стенами, дверями, остановив всякое сопротивление нашему напору, словно добровольно сдавались после часа стрельбы.

— Что происходит?

— Почему они больше не стреляют?