Восстание

А в следующую секунду проревела припев из своей знаменитой песни Красной Звезды надрывным голосом:

— Группа крови — на рукаве!

Я прямо чувствовал, как у Ляжки засвербели голосовые связки от раздражения остаточных частиц хлорацетофенона в воздухе. Ляжка вновь вытащила ФР-2, положила ее на стальной профиль баррикады так, чтобы максимально скрыться от свистящих вокруг пуль, и снова снайперская винтовка заверещала безостановочной трелью, которая разожгла в оставшихся в строю Падальщиках последние капли гордости за свое имя и отваги, что все сорок лет стояла между жизнью и смертью для десятков тысяч людей на Желяве.

— Мой порядковый номер — на рукаве! — вторил Легавый, крича песню, точно боевой клич.

И тоже высунул автомат из-за заграждения, паля без разбора, просто прочесывая ряды вражеских бойцов из стороны в сторону.

И в следующую секунду мы все запели!

— Пожелай мне удачи в бою! — орал хор из двадцати бойцов.

Выстрелы загремели с новой силой, солдаты бросали последние припасенные гранаты, едва разбирая, куда те летят из-за ослепительного света, атакующего со всех сторон своей беспощадной яркостью.

Я вставил последний магазин в патронник и присоединился к боевым товарищам в заключительном вдохе обороны. Краем глаза я наблюдал, как Ляжка продолжала выслеживать в прицел огоньки на шлемах бойцов и стреляла, и стреляла, и стреляла. Автоматные очереди рокотали в своем последнем стихе, меня оглушало со всех сторон, но песню Ольги я слышал несмотря ни на что. Может, я слышал свой собственный крик, принимая его за наш дружественных хор, может, я пел невпопад, может, я ошибался в русских словах, потому что не знал этого языка. Но Ольга была внутри меня, я слышал ее голос, думал о ней и о той роли, что мы должны сыграть в жизнях друг друга, думал о предназначении Падальщиков в судьбах оставшихся в живых людей. И эти думы о будущем заставляли меня верить в мою избранность богом, в мой успех, в мою окровавленную святость.

— Пожелай мне не остаться в этой траве!

— Не остаться в этой траве!

Мы орали хором, дружно, продолжая зажимать курок остервенело и неотступно, что аж слезы брызнули из глаз.

— Пожелай мне удачи!

Казалось, будто наш дружественный хор на непонятном языке, на котором мы и двух слов не знали, но знали наизусть единственную песню, что вдохновляла на победу, пусть мы и не до конца помнили ее перевода, поражал врагов непоколебимой волей и верой в свою правоту. Боевая выдержка Голема или Назгула далека от нашего опыта боев с монстрами, желающими разодрать тебя в кровавые клочья. Они все это понимали, они знали, что наше бесстрашие не сравнится с их смелостью.

О Падальщиках складывают легенды, мы несем на плечах бремя остатков человечества после конца света, мы единственные люди на всей Земле, готовые дать отпор смертоносной чуме, поразившей все человечество вместе с его высокотехнологичными ракетами, танками, самолетами и бомбами!

Падальщики вечны! И наш символ — крест анх, символизирующий ключ к жизни — навсегда останется в памяти людей, как ключ, открывающий дверь в новое будущее!

Наш дружественный напор выдал такую мощь, что я даже сам поразился тому, как мы смогли заткнуть атаку сотен бойцов, обстреливающих нас со всех сторон. Пули вонзались мне в броню, я даже потерял счет этим болезненным ударам, сконцентрировавшись на курке и прицеле, как будто глаз и палец — единственные части тела, оставшиеся в живых.

Но вскоре наша неустрашимость и героизм неизбежно столкнулись с реальностью.

— Я пустой! — крикнул первый из нас в темноте.

— Я тоже! — вторил другой.