Восстание

— Мне так жаль, Алания! Так жаль!

Совершенно незнакомый мне человек, мы видим друг друга впервые, но разве людям нужно знать друг друга, чтобы понимать внутреннее состояние, ощущения и эмоции человека, который потерял все? Стоя в объятиях чужого мужчины, я боролась со слезами и комом в горле и пыталась уложить в голове абсурдность ситуации. А он будто понимал, что мне нужно время, и продолжал подставлять свое мощное плечо, пока внутри меня шла битва между рассудком и накатившей тоской. Он безмолвно сожалел обо всем: о скоропостижно скончавшемся Тигране, обо мне, запертой в подземельях, о людях, погибших в деревне чудовищным образом. Но самое главное, он ведь никого из нас не знал! А сочувствие его было столь честным и непритворным, что мне казалось, будто он мой давно потерянный родственник, уехавший из деревни много лет назад. Воистину, мы можем быть разными людьми, но все же слеплены из одной глины, и эмоциональный диапазон у нас един, как и понимание его стимулов. В тот момент я поняла, что мне не стоит бояться этих людей, ведь они разделяют наше общее горе и нашу общую участь — назревающую медленную гибель.

Фидель Гарро подоспел позже и, слава богу, не застал момент до сих пор кажущихся мне странными объятий с Маркусом. Он вбежал в тусклую комнату с круглым металлическим столом, словно торопился за выдачей продовольственного пайка. Низкого роста, плотного телосложения с пухлыми щеками и очками с толстыми линзами, которые дополняли весь его круглый, мягкий образ. Он инженер-компьютерщик и сейчас спустя полчаса наших дружеских бесед и самых ярких рассказов из жизней, которыми мы делились, чтобы познакомиться поближе и узнать друг о друге побольше, он объяснял мне невероятные проекты, о которых я бы никогда не задумалась, никогда бы не представила своим примитивным деревенским мозгом, всю жизнь занимавшимся грядками да землекопанием. Его конструктивный мозг ученого уже создал в три-дэ моделях и сейчас демонстрировал мне на экране ноутбука схематичные механизмы, устройства, кучи цифр и непонятных слов.

Тепличный биокупол не решал проблему заточения под землей, но это был огромный прорыв, шаг вперед по пути, который вел нас на поверхность. Фидель разработал конструкцию самой теплицы, а Маркус — состав ферментированной жидкости, которая скроет работников внутри теплицы из спектра запахов зараженных.

— И это возможно? Я имею в виду, что зараженные не будут нас чуять? — сомневалась я, разглядывая диковинное сооружение, вращая его на экране монитора и заглядывая во все щели и внутренности, как если бы оно уже стало реальным.

— Вполне, — закивал Маркус, — люди так от животных в лесах скрывались во время охоты: обмазывались сухой бобровой мочой, конскими навозом, различными мазями из пихт и прочей местной растительности. А угольный фильтр — издавна считался стандартным способом устранения всяких запахов. Но в любом случае, пока мы не получим разрешение на экспериментирование на поверхности, я не могу точно утверждать эффективность фермента, в частности его количество и время действия.

— Да, это все возможно вычислить только методом проб, потому что у нас нет живых экземпляров зараженных здесь на базе, чтобы испытать фермент. Наши подопытные особи — это компьютеры и данные сорокалетней давности, — подхватил Фидель.

— Фактически мы обладаем огромной теоретической базой, которую теперь необходимо тестировать в реальных условиях. Мы стараемся быть объективными, но все же видим большой потенциал в этих разработках. По крайне мере, гораздо больший нежели прозябание здесь под землей.

— А что насчет укреплений? — спросила я, вспомнив, как зараженные прорвались в деревню, даже не заметив сетчатый забор.

— Турели всегда могут остаться, — объяснял Фидель, поправляя свои очки с толстенными линзами, пока запускал на компьютере другой проект. — Единственное, что необходимо улучшить, это дальность поражения, чтобы сдвиг миграции происходил как можно дальше от нас. Сорок лет назад развитие снайперских винтовок остановилось на максимальной дальности в два километра. В наших турелях встроена бесшумная пушка с прицелом, но она видит лишь в пределах сотни метров.

Я смотрела на технологический срез турелей, которые окружали базу, как вечные стражники. Я их в жизни ни разу не видела, только понаслышке знаю, что там снаружи есть какие-то РАБы, которые представляют собой роботизированные автоматические боевые системы самонаведения и уничтожения.

— Более того, баллисты уже испытали новую улучшенную версию турелей с нашими разработками и достигли дальности в два километра. Но опять-таки, нам нужна поверхность, чтобы это испытать, потому что баллистический полигон не больше трёхсот метров в длину, остальную часть потенциального расстояния компьютеры высчитывают по скорости, траектории и силе удара выпущенной пули, — говорил Маркус.

— Помимо этого, турели надо перенастраивать: менять пушку, электросхему и плато, установить новый прицел. А для этого…

— Нужно выбраться на поверхность, — перебила я Фиделя, уже осознав, что все их идеи заканчиваются одним и тем же предложением.

С минуту мы трое молчали.

— Чем Генерал объясняет свой отказ от тестирования проектов? — спросила я.

— Это — Генерал. Ему не нужно объяснять свои отказы. Он решил и на этом точка, — ответил Фидель.

— Поэтому нам так нужен Совет блоков. Мы больше не можем выполнять волю солдата. Наше время безвылазных сиделок под землей подходит к концу. Скоро, очень скоро обстоятельства начнут зажимать нас так, что мы будем вынуждены сокращать население, ради выживания хоть кого-нибудь.

Маркус смотрел на меня так, словно выпытывал согласие с его словами. А что я могла ему ответить? Я и за триста километров отсюда понимала, что подземелье не спасение, а отсрочка. Очутившись здесь я поразилась лишь одному — количеству времени, что нам было отведено на принятие решений.

— А какие вести принесла ты, Алания? — спросил Маркус. — Тебя ведь Падальщики прислали?