Физрук и вот это вот все

Проблема вежливого подхода в том, что если он не срабатывает, чисто психологически сложно вот так сразу перейти к подходу невежливому. Хотя, может быть, это чисто мои заморочки.

— Чисто из интереса спрашиваю, — сказал я. — Если я тебе сейчас руку сломаю, это привлечет твое внимание или нет?

Книга так резко пропала из его руки, а на освободившееся место так ловко прыгнула заточка, что я на мгновение даже заподозрил его в использовании инвентаря. Но на самом деле это была обычная ловкость рук, никакого системного мошенничества.

Сид оказался резким, как воспалившийся аппендикс ранним весенним утром. Мгновением раньше он лежал такой расслабленный на кровати и читал книжку, и вот он уже сидит передо мной, весь как сжатая пружина, и заточка в его правой руке описывает круги перед моим лицом.

— Рискнешь? — ухмыльнулся Сид, демонстрируя увеличенные клыки.

Но на меня все эти фокусы не действуют. Я сам тот еще Копперфилд.

И поскольку Сид уже явно дал мне понять, что разговоры не работают, я не стал доносить до него информацию вербально. Вместо этого я вытащил заточку из его руки, чтобы он ненароком не поранился, а потом пнул его в коленную чашечку.

Не сильно, просто чтобы он понял.

И он, мне кажется, понял.

Потому что, несмотря на бурю отразившихся на его лице эмоций, рыпаться он не стал.

— Вот зачем это все? — спросил я. — Я вежливо пришел, вежливо задал вопрос, почему нельзя было так же вежливо ответить? Жизнь была бы куда проще, если бы мне не приходилось пинать людей в коленные чашечки.

— Ты кто такой? — спросил он. Возможно, с этого вопроса ему и следовало бы начать.

— Физрук, — сказал я.

— Тот самый?

— Я не уверен, что правильно могу интерпретировать это твое «тот самый», — сказал я. — Но, вероятнее всего, да.

— Ты вырезал все Племя Отца, — сказал он.

На самом деле, там все немного не так было. Во-первых, я был не один, во-вторых, я полагаю, что мы убили далеко не всех, и, в-третьих, они сами напросились.

Но я не стал ему ничего объяснять. В местах вроде этого лучше иметь зловещую репутацию отмороженного на всю голову мясника, чем не иметь репутации вовсе.

— Кто прошлое помянет, того еще раз в коленную чашечку пнут, — сказал я.

Он еще сильнее помрачнел. На какой-то миг я даже подумал, что сейчас он полезет в бочку, и мне придется что-нибудь ему сломать, но он не полез.