Эрик стоял точно оцепенелый.
– Как по-твоему, Эрик?
Эрик боязливо приблизился и посмотрел на мать.
– Да, – ответил он. – Так убедительнее.
Бертиль нагнулся, взял скальпель и вложил его в руку Лены. Наклонившись над телом, он двумя пальцами поднял шприц, затем вернулся к Юхану, всунул шприц ему в ладонь и согнул вокруг него пальцы, затем забросил шприц в самый дальний угол.
– Теперь хорошо? – спросил Бертиль отступившего к двери Эрика.
Эрик внимательно оглядел тесную ванную комнату. Вокруг обоих трупов стояли густые облака пара. Ноги Лены высовывались из кабинки, и за запотевшим стеклом проглядывало ее обнаженное тело. Безжизненное тело Юхана лежало на полу с застывшим на лице изумленным выражением, в зияющей ране на шее проступали наружу жилы. Вся эта сцена показалась Эрику знакомой и напомнила о фигурках в подвале.
– Придется вызывать полицию.
– Да, папа.
– Главное, возьми себя в руки. Мы должны придерживаться той истории, которую я только что изложил.
– Да, папа.
– То, что все так кончилось, для нас даже к лучшему. Любой другой поворот был бы хуже, это действительно стало бы для нас тяжелым ударом. Вспоминая маму, будем благодарны ей за все хорошее, что мы от нее видели, и будем чтить ее память.
– Да, папа.
– Что касается Юхана, то без него мир стал только лучше. Уверяю тебя, что по нем никто не заплачет.
– Да, папа.
– Я люблю тебя, Эрик, ты это знаешь.
– Я люблю тебя, папа.
Эрик кинул в ванную прощальный взгляд. Эта сцена была достойна пьедестала, и мысленно он увидел ее в одном ряду с сарычом и белочкой, грызущей орех. В голове зазвучала веселая музыкальная тема из «Хопэлонга Кэссиди»: «Here he comes, here he comes… here he comes»[26], и Эрик спокойно посмотрел на отца:
– Как ты думаешь, мы сможем починить лося?
29