Постумия

Всё это происходило в деревне, на берегу реки Пины. Когда вернулись русские, беременная от немца вдова перебралась в город, где ничего не знали о преступной связи. Наврала, что её изнасиловали. К себе домой больше не вернулась. Работала то уборщицей, то санитаркой, то дворником.

А дочка Нина окончила техникум лёгкой промышленности, распределилась на прядильно-ткацкое производственное объединение. На Смоленщине познакомилась с Григорием Брагиным. Вышла за него замуж, поселилась в городке Велиже. Брагины тоже были белорусами, но осели на Смоленщине ещё при царе Горохе.

Нина поступила на льнообрабатывающую фабрику. Григорий работал на мебельной. Поначалу ходил в передовиках, потом спился, потерял место. Перебивался то ночным сторожем, то мелкими приработками на пристани. И всё это время зверски избивал жену, которая, по сути, и волокла на себя подсобное хозяйство. От работы на фабрике её тоже никто не освобождал.

Детям – Ромке и Варьке – тоже доставалось, пока были маленькие. Нина Петровна по своей воле не сделала ни одного аборта. Все выкидыши обеспечил ей муж, когда бил ногами в живот. Орал, что у него погибли отец с дядьями, а он должен с фашистскими выродками в одном доме жить.

Бабушке Влада был только сорок один год, когда она отмучилась. Роман к тому времени только вернулся из армии. Григорий Зенонович погиб в 1994 году, при пожаре в психоневрологическом интернате – единственный из всех пациентов. Туда его поместила дочь Варвара. Сын Роман вообще старался с батей не встречаться, чтобы ненароком его не придушить.

Анастасия поведала мне всё это и вдруг спросила:

– И когда же у вас маленький будет?

Я застыла с раскрытым ртом и бессознательно провела рукой по животу, стянутому корсетом. Потом взглянула в зеркало. Моя фигура ничуть не изменилась. Макияж блистал первозданной свежестью.

– Откуда вы… Неужели заметно? – Я выглядела, наверное, крайне глупо.

– Я пятерых родила, Марианночка. Опыт большой. – Огромные карие глаза Анастасии смотрели на меня ласково и печально. – Теперь, правда, четверо осталось.

– По срокам – в ноябре. А когда в реальности, видно будет. Только вы, умоляю, мужчинам не говорите! Не их это дело. Обещаете?

– А зачем мужчинам знать? Владик вот расстроится. Он вас очень любит, жениться хочет.

В меня будто молния ударила. Вот это тихоня! И не в том дело, что я старше его на три года. Просто мужа своего я представляла совершенно не таким. А Влад ещё и ревнует, дурачок…

– Он у вас хороший парень, правильный. Порядочную невесту должен найти. Куда я ему?

– Но я не слышала, чтобы вы вышли замуж, – тихо произнесла Анастасия. Конечно, ей было обидно за сына.

– Я стараюсь свои ошибки не повторять. Один раз побыла – и привет! Ребёнок будет только мой. Старшего делили – чуть не перегрызлись. Пришлось оставлять его отцу. Всё равно обещал украсть. На Востоке вообще-то так и положено. У него целая банда дружков – ну их! А Владик мне как брат…

– Это самые страшные слова для него. Но и насильно мил не будешь. Он – мальчик разумный. Со временем всё поймёт. Но пока пусть живёт своей любовью. Так ему легче.

В Белоруссии мне понравилось безумно. Как будто попала в Европу. Или хотя бы в бывшую Прибалтику. Но там люди чужие, со своими обычаями и верой. А белорусы – вроде как один народ с нами, и церкви такие же. А вот, оказывается, не совсем. Без всякой нефти живут прилично, потому что умеют работать. Беленькие домики с красными крышами, ухоженные поля и сады, бурлящие жизнью деревни.

И очень красивые люди – настоящие славяне. Что ни девушка, то сказка. Сразу видно, что татаро-монголы сюда не дошли. А коровы – как в Эстонии, если не лучше. И так зелено, так уютно кругом! Я балдела от запаха черёмухи, от аромата свежего хлеба. И, между прочим, там меня ни разу не затошнило.

А ведь ездили мы много – до самой польской границы. Я всё время вспоминала Старика, потому что люди здесь говорили с тем же диалектом. Вот, значит, где он вырос! Перед отъездом просил нас побывать на могиле его матери. Вообще-то в ней похоронены все восемь партизан. Стало быть, братская. Мы с Владом и его отцом Романом Григорьевичем положили венок, постояли у обелиска со звездой. Отчим Геннадия хотел упокоиться здесь же, но его волю не исполнили. Довезли только до Мозыря и похоронили рядом с родителями.