Но порез на боку кровоточил и зверски болел, несмотря на повязку и обезболивающие, к вечеру началось даже что-то вроде лихорадки. Илья поехал в платное медицинское учреждение, где лишних вопросов ему не задавали, удовлетворившись легендой «подрался в кабаке, претензий ни к кому не имею». Пожилой основательный хирург в белом халате неторопливо зашил Илье рану, перевязал и отпустил с миром и множеством рекомендаций, как жить дальше. Основная звучала как «полный покой и здоровый сон, любые нагрузки противопоказаны до полного заживления шва», но Илья пропустил их мимо ушей и поехал в шестьдесят вторую городскую больницу, где в реанимацию его и на порог не пустили.
— Состояние тяжелое, но стабильное, — сказала ему недовольная дежурная медсестра через приоткрытую дверь в полутемный, душный и пропахший лекарствами коридор.
— К ней можно? — спросил Илья
— Только родственникам, и только с разрешения врача, если он пропуск даст. Вы Пономаревой кто?
«Никто, но дела это не меняет». — Илья отступил, и дверь моментально закрылась у него перед носом. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться домой, зато боль и температура к утру спали, но голова еще кружилась и немного подташнивало, накрыла слабость и сонливость, точно отходняк после наркоза. И только сейчас он ощутил, что все действительно закончилось и можно не шарахаться от каждой тени, не вздрагивать от резкого звука и спокойно смотреть на незнакомых людей. Ангел сгинул в преисподней и не вернется, а с Лерой все будет в порядке, сегодня он увидит ее, и сам скажет ей об этом. И пропуск этот получит, уж договорится как-нибудь с врачом, убедит, заплатит, в конце концов…
Резкий звонок в дверь ничего хорошего не сулил. Гостей Илья не ждал, отец или Ольга о своем визите предупредили бы, поэтому он решил не открывать. Однако трезвонили настойчиво, будто наверняка знали, что хозяин дома, поэтому пришлось топать в коридор. Зазвонили еще раз, длинно и громко, Илья посмотрел в глазок, и сердце невольно екнуло: за дверью стоял полицейский. «Открывать — не открывать?» — Илья не знал, что и делать, вроде подвигов за ним, известных властям, кроме «ограбления» банка, не числится, да это когда было. Однако зачем-то полицай сюда притащился. «Может, не ко мне? Может, он соседей ищет?» Над головой раздалась очередная длинная трель, Илья повернул задвижку и приоткрыл дверь.
— Серегин Илья Васильевич? — поинтересовался молодой веснушчатый парень с погонами лейтенанта. Иллюзии разом пропали — этот пацан пришел по его душу, и пришел по наводке, зная, где Серегина-младшего искать. Явно Артемьев постарался, ну да черт с ним, придется с лейтенантом поговорить, настроен он вроде миролюбиво.
— Он самый, — улыбнулся Илья, — проходите.
Он закрыл дверь и следом за гостем прошел в кухню.
Гость представился как лейтенант полиции Аркадий Кравцов, достал из черной облезлой папки бланки и принялся их заполнять, попросив у Ильи паспорт.
— Это допрос? — спросил он, положив на стол документ, но Кравцов помотал головой, выводя левой рукой аккуратные строчки:
— Нет, просто беседа. Поскольку именно вы нашли Пономареву, положено опросить вас. Врач «Скорой» довольно подробно описала вас, по месту вашей работы я узнал ваш адрес.
И принялся заполнять бланк, сверяясь с паспортом Ильи. Тот посидел немного и, решив прервать это ставшее уже невыносимым молчание, спросил:
— Узнали что-нибудь? И, если можно, побыстрее, я к Лере собирался.
Кравцов посмотрел на Илью небольшими голубыми глазами, погрыз колпачок ручки и сказал:
— Тут вот в чем дело. У Пономаревой огнестрельное ранение, начальство результат требует, а мне пока сказать нечего. Вы не знаете, кому она так могла помешать?
— Понятия не имею, — сказал Илья, — мы вообще-то расстались с ней полгода назад. А тут она позвонила, попросила приехать, поговорить.
Он врал напропалую, и сам верил в свое вранье, как и Кравцов, что слушал внимательно и не перебивая, но то и дело что-то писал в своем бланке, неуклюже держал авторучку левой рукой.
— Я приехал, кабинет закрыт, она кричит из-за двери «мне плохо!», я дверь сломал, а она там… одна, на полу лежит. Я «Скорую» вызвал, они быстро приехали. Все.
Илья честными глазами смотрел на полицейского, тот еще минуты две возил ручкой по бланку и молчал, а Илья гадал, что лейтенанту известно о других подвигах Серегина-младшего и что полицаям рассказал Артемьев, если вообще имел с ними дело. Но тогда пришлось бы не только Илью сдавать, но и свое участие осветить, со всеми подробностями, чего эсбээшник всячески должен избегать. Так и оказалось — Кравцов исписал лист до конца, перевернул и оторвался от него, посмотрел на Илью.