– Это как: не понимаешь – или не объяснять?
– Ясно все, Георгий Константинович. Прояви мы настойчивый интерес к делу Гонты, его тут же свяжут с вами.
– Все верно. Главное у нас выполнено. Готовь дырку для награды. Мне тут товарищи подняли твое личное дело. Засиделся в штабе. Над повышением думай. А заслуги, за которые наградить, у любого честного офицера всегда найдутся. Услышал?
– Так точно, – ответил Мурашко и тут же добавил: – Служу Советскому Союзу!
– Молодец. Да, вот еще… Об этом деле я больше слышать не хочу. Ясно?
– Так точно, – повторил полковник, стараясь говорить ровно.
Теперь, положив трубку и сидя в полной тишине, Игорь Сергеевич Мурашко пытался собраться с мыслями, находя оправдание не словам Жукова, а своим дальнейшим действиям.
По большому счету, маршал не просто беседовал – он приказывал. Да, в глубине души Мурашко отдавал себе отчет: он, как и другие офицеры округа статусом повыше, оказался втянутым в решение вопросов, касавшихся Жукова лично. Однако, если мыслить стратегически, вражда между ним и Берией только по верхам имела сугубо личную природу. Попытка опорочить имя маршала Победы впрямь могла ударить по всей стране, фактически пошатнув, если не выбив фундамент победы из-под ног людей. Которые в подавляющем большинстве своем связывали ее не столько с мудростью товарища Сталина, сколько с полководческим искусством Жукова.
Вывод напрашивался однозначный. Уберечь маршала от попытки очернительства, сохранить для людей веру в то, что каждый из них – победитель. Когда страна поднимается после разрухи, такая вера очень важна.
Конечно, Гонта может назвать на допросе фамилию Мурашко. Или же попробовать привлечь к этой непонятной истории руководство Киевского военного округа. Мурашко после знакомства с майором стал относиться к нему с уважением, даже симпатией. Только любое намерение хоть как-то помочь перечеркивал приказ Жукова.
Полковник Игорь Сергеевич Мурашко был человеком военным. Для него нарушить приказ означало совершить преступление.
Вряд ли он скоро забудет о Гонте.
Но Жуков прав. Майор мог влипнуть в какую-то историю, никак не связанную с военными трофеями. Раз так, пускай МГБ разбирается на месте. Мурашко не сомневался в том, что Гонта будет молчать о встрече с ним и контакте с маршалом. Он не такой наивный, чтобы не просчитать ситуацию. Учитывая ее деликатность, в штабе округа просто открестятся от начальника бахмачской милиции. Гонта обязан это понять, если уже не понял.
Полковник Мурашко вступил в партию на первом курсе военного училища. Заявление писал по убеждению. Искренне верил в коммунистические идеалы и, среди прочего, считал религию дурманом для народа. Однако сейчас, наедине с собой, почему-то не стыдясь подобных мыслей, он попросил Бога помочь Гонте в его тяжелую минуту.
Ведь больше помощи тому ждать, выходит, неоткуда.
…Об этом не знал и не мог знать Дмитрий Гонта. В то самое время, когда военные приняли решение от него отказаться и даже по возможности забыть, майора отливали водой, чтобы продолжить допрос и пытку…
2
Собрала передачу
– Он ни в чем не виноват. Разберутся. Они ведь тоже свою работу должны знать.
Когда Борщевский произнес это в первый раз, Соболь пропустил мимо ушей. Павел решил – Иван так же, как и он сам, растерян, застигнут врасплох. И теперь пытается успокоить не столько себя, сколько Анну. Но, приведя женщину в чувство, Борщевский повторил ту же фразу. После чего Соболю стало ясно: Иван, кажись, искренне верит в то, что говорит.
ebooksa