Кавказская слава

22
18
20
22
24
26
28
30

— Полковник, — кивнул он Романову, — выдвиньте усиленные секреты на гребень. Не думаю, чтобы неприятель сегодня вернулся, но лучше предусмотреть такую возможность.

— В ауле еще дерутся. Каждую саклю с боем берем, будто крепость, — посерьезнев, сказал хорунжий.

— Видите, Павел Федорович, так что еще разверните цепь — и к селению. Вдруг да начнут прорываться. Доложу командующему и сразу вернусь.

Валериан толкнул коня шенкелями, и тот послушно пошел, подчинившись новому седоку. Генерал сжал зубы, вспомнив другого коня, также доставшегося ему после сражения, вспомнил и того, кто подвел ему вороного…

Они ехали параллельно склону, проезжая мимо завалов. Частью баррикады разрушены были ядрами и гранатами, частью остались целы, но виднелись следы жестокого боя. Мадатов прикинул, что из каждых десяти трупов только один был солдатский, и улыбнулся, довольный. В его батальонах потери тоже были ничтожные, много меньше, чем он рассчитывал, подавая сигнал к атаке.

Хорунжий догнал его и поехал рядом:

— Как вы ударили сбоку, так они сразу и побежали. Кого догнали, перекололи. Кто огрызался, тех тоже поуспокоили. Остальные ушли за хребет. Да немногие засели в домах. Сейчас их выкуривают. Дедушка сам поехал распорядиться…

У первых домов гнедой заартачился, не желая ступать по мертвым. Валериан успокоил его, и конь двинулся дальше, осторожно выбирая место, куда ставить копыто, чтобы не задеть тела, лежавшие ничком, навзничь, скорчившись, претерпевая нестерпимую боль, последнее ощущение в этой жизни.

Из двора справа послышались тревожные голоса:

— Не дело, Осип! Не дело творишь ты, Изотов! Не будет тебе покоя больше! И на том свете не будет!

Огромный солдат выбрался из полураскрытых ворот, неся ружье в одной руке, будто легкую палочку. Товарищ его, не достававший и до плеча первому, бежал следом, приговаривая срывающимся голосом:

— Старика — ладно! Бабу пялить — тут я тебе не помощник! Но отвернусь! А ребеночка-то зачем, Осип?! Малого-то пожалел бы, Изотов!

Валериан придержал коня. Казаки тоже остановились. Солдаты пошли наверх, словно не замечая подъехавших верховых. Навстречу им уже бежал офицер:

— Изотов! Опять, ржавая твоя душа, по домам шаришься! Не кончено еще дело, не кончено! Васенкина вот убили. В спину кто-то выстрелил из окна. А ты чем же промышлять вздумал?

Высокий солдат остановился, будто бы нехотя, придвинул ружье поближе, оперев прикладом на землю. Он странно, рассеянно улыбался, кривя один угол рта, а затуманенные глаза перебегали с одного предмета на следующий, не желая останавливаться ни на секунду.

— Я, ваше благородие, как раз и чищу дома. Чтобы, значит, никто уже и не пробовал.

— Знаю я, что ты там чистишь! Смотри, дождешься опять!

— Коли не убьют, так, стало быть, дождусь непременно, — лениво ответил командиру Изотов.

— Ваше благородие, уж скажите ему… — едва не плакал второй солдат.

— Оставь, Семушкин, — устало отмахнулся от него офицер. — Беги наверх, Осип. Там как раз ту саклю чистят, у которой Васенкин упал.