Кавказская слава

Ермолов заворочался беспокойно, словно почувствовал мысли своего генерала. Повернулся, оглядывая свиту, и поманил пальцем Новицкого:

— Где твой станичник?

Через минуту Атарщиков уже стоял рядом.

— Я слышал, будто бы ты можешь разговаривать с ними… Вроде бы у тебя и друзья разбросаны по всем горам и лесам…

Семен кивнул утвердительно.

— Сходи, попробуй договориться. Скажи — пусть кладут оружие и выходят. Не только вешать не буду, но и всех оставлю в живых. Больше того — обменяю на наших, что как Швецов в ямах у них сидят. Двух лет не пройдет, будут опять разбойничать. Клятв никаких не даю, но слово генерала русской армии твердо. Иди.

Атарщиков передал ружье Новицкому и направился вверх. Он не торопился, шел, словно на казнь, медленно, неохотно, едва ли не волоча ноги. Добравшись до орудия, казак сложил ладони у рта, закричал протяжно и громко…

Абдул-бек сидел у стены, выставив ружье в проем окна, и следил, что происходит с его стороны дома. Один из нукеров прополз по полу и потянул его за ногу:

— Подойди к нему. Он хочет поговорить.

Абдул-бек показал ему на свое место и так же на корточках, забрасывая поочередно ноги, пробрался к перегородке. Ильяс, туго перетянутый по груди побуревшим от крови лоскутом, полулежал, опираясь плечом и затылком. Его ранили, когда русские кинулись второй раз на приступ, потеряли пять человек и отступили. Но и в доме двое упали мертвыми, а нетерпеливый Ильяс выскочил за дверь ударить вдогонку и поймал случайную пулю.

— Я хочу сказать тебе, Абдул-бек. Хочу, чтобы ты взял мою шашку. Это гурда, настоящая гурда. Она поможет тебе забыть слова, сказанные нынешней ночью.

— Кто же вспоминает хмельные слова, когда мужчины сидят с ружьями локоть к локтю!

— Возьми мое оружие, Абдул-бек. Может быть, ты сумеешь уйти от русских.

Абдул-бек хотел ответить, но тут до них донесся крик с улицы.

— Эй, эй! — кричал кто-то невидимый. — Я хочу говорить! Я пойду один, без оружия!

Шагабутдин, голый по пояс, закопченный пороховым дымом, запачканный кровью своей и чужой, с перевязанными предплечьем и лбом, поднялся и похромал к двери. Правая нога его тоже была прострелена, и при каждом шаге боль хватала его за бедро, как разъяренная кошка.

— Подходи! — крикнул он. — Положи ружье, пистолеты! Можешь оставить кинжал, если только он есть у гяура!

— Кто там? — спросил Абдул-бек, разглядывая шашку, подаренную Ильясом.

— Его зовут Семен. Он приходил из-за Терека. Ты тоже знаешь его. Несколько раз он ходил с нами за барантой к кумыкам. Дважды спускались к шекинцам за скакунами.

Шагабутдин подошел к двери, медленно отодвинул створку и стал за ней, прикрываясь от возможной угрозы…