Кавказская слава

22
18
20
22
24
26
28
30

— Смотря какого. Но важно, что не отступит даже перед двумя.

Через час пути они поднялись от воды к соснам и остановились передохнуть. Пока шли в высокой траве, слушая жужжание шмелей, стрекотанье кузнечиков и тонкий, въедливый писк комаров, Георгиадис помалкивал, сберегая дыхание. Став же на краю обрыва, откуда сбегал вниз длинный язык желтого песка, он заговорил.

— Милейший Сергей Александрович, как вы понимаете, я приехал к вам не для одного только удовольствия.

— Помилуйте, Артемий Прокофьевич, какое же удовольствие тащиться из Петербурга сотни верст, чтобы встретиться с отставным инвалидом.

Георгиадис потрепал себя за ухо. Этот жест весьма удивил Новицкого, потому как раньше он не замечал за статским советником никаких привычек, которые могли бы обнаружить при случае его настроение или мысли. Сергей поднял с земли обломок высохшей ветки и запустил его далеко в лес. Полкан, радостно размахивая хвостом, кинулся следом. Нашел, принес, наступил передними лапами и прилег, вывалив розовый, мясистый язык. Артемий Прокофьевич наблюдал за псом с особенным удовольствием.

— Вот такова жизнь и служилого человека. — Новицкий точно угадал мысли своего гостя. — Скомандуют, побежишь, принесешь, а зачем — самому начальству неведомо.

— Помнится, мы с вами приносили кусочки, замечательные на цвет, запах и вкус.

— Помню и удивляюсь нашему с вами везению.

— Везение наше было в том, что ими смогли распорядиться с хорошим расчетом.

— В Бухаресте — да, а в Борисове… — Новицкий оборвался, словно у него перехватило дыхание.

— Что же делать, Сергей Александрович, что же делать. Утешаться сознанием хорошо исполненного дела. Хотя согласитесь — найденные письма Сулковского удача до того неожиданная, что кому угодно могла показаться спланированной диверсией шпионов Наполеона. А вот сумей вы тогда разговорить нескольких пленных, да подготовить обстоятельное донесение, глядишь, и адмирал Павел Васильевич наклонил бы к вам свое ухо.

— Меня никто не уполномачивал на подобные действия, — сухо ответил Сергей. — Бумаги читать согласен, людей же пытать — увольте.

— Кто говорит о пытках? — искренне изумился Георгиадис. — Нож, плети да железо каленое хороши только, когда вы уже знаете, что спросить. И при этом уверены, что человек знает ответ. В Борисове же вы действовали вслепую. Так вам нужно было опросить десятка полтора, да показания сопоставить. Да придумать еще с полдесятка новых вопросов. И снова провести поляков по кругу. Вот тогда-то вы и смогли бы нарисовать картинку вполне убедительную. А у вас на руках было одно случайное сообщение адъютанта французского императора.

— В Бухаресте мы тоже знали немногим больше, но ведь донесениям дали ход! И как они заработали!

Прежде чем ответить, Артемий Прокофьевич яростно шлепнул себя по запястью, пришибив огромного овода.

— Прежде всего, в Валахии с нами был генерал Кутузов, а не адмирал Чичагов. Но и тогда, если бы мы узнали лишь о стамбульской ноте Наполеона, это нам мало чем помогло бы. Но сообщение Мурузи оказалось верхним в огромной постройке. Знаете, как замковый камень в оконной арке или же мощном своде. Сам по себе вроде бы невелик, а какую конструкцию держит! В поисках такого иносказательного камня и состоит наша работа.

— Какая работа? — резко спросил Новицкий. — И почему наша?

— Узнавать, — нимало не обескураженный тоном собеседника ответил Георгиадис. — Смотреть, слушать, спрашивать, сопоставлять, обдумывать, составлять записки да меморандумы. А почему наша? Да потому, уважаемый Сергей Александрович, что приехал я к вам с предложением примкнуть к нашему темному и тайному братству ищущих.

— Вряд ли я смогу быть вам полезным.

— Зачем же так торопиться с ответом? Мы же с вами не в гусарском полку. В нашем деле всегда есть время подумать. Только его иногда очень и очень немного. Что же касается полезности — работа наша вам по вкусу, это я видел. Способности к ней у вас тоже имеются. Вам она нравится, вы ей не безразличны, что же откладывать соединение?