Кавказская слава

Новицкого окрик командующего стегнул будто хлыстом, но Вельяминов продолжал отвечать размеренно, четко, не повышая голоса и не сбиваясь:

— Получив ваш приказ — двинуться на выручку транспорту, вышел из крепости с батальоном Троицкого полка и артиллерийской ротой. Через два часа заметил толпы чеченцев по обе стороны Сунжи, общим количеством до пяти тысяч.

— Что?! — Ермолов побагровел, но мгновенно справился с гневом. — Давай, Алексей Александрович, спустимся в мою хату, да расскажешь все по порядку.

Он легко спрыгнул вниз и пошел кругом помоста. Вельяминов и Овчинников двинулись следом. Полковник оглянулся на ходу и поманил за собой Новицкого.

То, что Сергей принял сначала за помост, оказалось крышей землянки. Неглубокой, неширокой, но хорошо оборудованной. Вниз вели хорошо набитые ступени, сплоченная дверь легко ходила на колышках и прилегала к косяку без заметных щелей; пол был настелен из досок, пускай и неструганых, и стены же укреплены подобными досками. Ермолов заметно гордился своим жилищем. Он прошел вперед и сел на стул и торце деревянного же стола. Вельяминов сел рядом, Овчинников и Новицкий остались стоять. Но хозяин показал штабс-капитану на оставшийся незанятым стул, а Сергею, чуть поколебавшись, на свою походную койку, застеленную шинелью.

Вельяминов, не дожидаясь вопроса, продолжил с того места, на котором его перебили:

— До пяти тысяч. Примерно половина уже была на другой стороне и приступала к транспорту штабс-капитана Овчинникова. Другие спешно переправлялись им в помощь. Только увидев сражение, я дал два предупредительных пушечных выстрела, поставил батальон в каре и с барабанным боем двинулся на неприятеля. Чеченцы, увидев нас, развернулись, оставив вагенбург, и начали приступать конными и пешими ордами. Я приказал людям стать, взять ружья к ноге и выдвинул вперед артиллерию. Не желая ни штыкового боя, ни перестрелки, встретил нападавших гранатами и картечью.

Ермолов улыбнулся довольно. Он очевидно был рад жесткой распорядительности главного своего помощника.

— Несколько раз они приступали отчаянно, но картечь с пятидесяти сажен убеждает и остужает куда лучше, чем слово. Потом им уже стало трудно пробиваться через трупы своих же соратников. И в этот момент штабс-капитан вывел егерей из укрепления и ударил им с тыла. Противник побежал к переправе и ушел за реку.

— А что же на воде не топил?

Вельяминов выдержал паузу. Крошечную, но Новицкий ее заметил.

— С той стороны аул населен верными нам жителями. Стрелять по переправе — непременно нанести вред селению. Зачем же нам превращать мирных в немирных?

— Какие они мирные? Пропустили хищников к броду! — Ермолов бросил оба кулака на столешницу, мало не разлетевшуюся от двойного удара. — Совсем обнаглели! Мало им ночи, так и днем кидаются. Конвой уже не одни только казаки, а егеря. И то не боятся!

Вельяминов подождал, пока командующий замолчит, и спокойно продолжил:

— Действия штабс-капитана Овчинникова мне представляются в высшей степени разумными и достойными кавказского офицера.

— Крестов у меня нет, — буркнул Ермолов. — Радуйся, что и деревянный не заслужил.

— Что же касается чеченцев, надо бы выслушать господина Новицкого, которому, кажется, есть что сообщить. Штабс-капитан тем временем может вернуться к роте.

— Иди, — кивнул Овчинникову главнокомандующий. — Распоряжайся. На Анну можешь рассчитывать… Что же ты нам скажешь, Новицкий? Не вскакивай, голову расшибешь.

— Это вам здесь, Алексей Петрович, тесно, — полуфамильярно, полупочтительно заметил Сергей. — А мне так вполне свободно.

Ермолов схватил взглядом сухую, невысокую фигуру Новицкого и усмехнулся: